"Антон Твердов. Нет жизни никакой " - читать интересную книгу автора

Тип в кожаном пальто издал гортанный вскрик, перезарядил автомат и
снова, вскинув дуло, спустил курок.
Степана Михайловича словно подхватило могучим порывом ветра и вынесло
сквозь стены магазина - и понесло над заснеженным городом, как клочок
туалетной бумаги. И только тогда, когда ветер швырнул Турусова сквозь
чугунную громаду памятника Ильичу, Степан Михайлович опомнился и, кажется,
первый раз в жизни подумал о себе в первом лице.
"Ай-ай-ай, - подумал он, - что это со мной происходит?"
Но ветер гнал его дальше, мешая дальнейшей работе мысли главного
редактора журнала "Саратовский Арарат". Степан Михайлович увидел вдруг, как
из здания Облдумы вышел степенный чиновник, покосился на купола близ
расположенной церкви и, подкошенный внезапной мыслью, рухнул на колени,
неумело закрестился и заголосил:
- Простите меня, люди добрые! Прости меня, Господь Вседержитель! Это
ведь я придумал людей за неуплату комм-услуг из квартир выселять! Простите и
судите меня народным страшным судом!..
Что еще говорил свихнувшийся чиновник, Турусов не слышал - ветер без
всякой жалости унес покаянные слова. Милиционеры на соседней проезжей улице
тормозили одну машину за другой, но лица, выглядывающие из-за полуопущенных
тонированных стекол, хмурились так державно, что постовые устало козыряли и
разрешали ехать дальше. Дед Петрович, по привычке собиравший пустые бутылки
на пятачке между храмом и зданием Облдумы вот уже второй год, наконец
вспомнил о Боге и выпустил золотой нательный крест поверх куртки, потом,
ощущая необходимость с кем-нибудь поговорить, оглянулся по сторонам - но все
мимо идущие разговаривали с квакающими в руках мобильниками, тогда дед
Петрович тоже достал мобильник и позвонил сам себе.
Ветер нес Степана Михайловича дальше, и Степан Михайлович не видел уже
города под собой, не видел он и того, что могло бы объяснить ему
происходящие странные события - маленькую, аккуратную, алую точку над
переносицей, очень похожую на обязательное украшение индусской невесты -
охряную винду.
Маленький человечек с застывшей гримасой изумления на мордочке сидит на
высоком стуле, нависая над столом, где расположился допотопный первый
"пентюх", - и короткими сильными пальцами дробит клавиатурные кнопки. Это -
Виталий Дрыгайло.
За спиной его гремит телевизор:
- Супермаркет на Садовой, неподалеку от редакции журнала "Саратовский
Арарат"... это ужасная, ужасная трагедия... безжалостные выстрелы оборвали
жизнь... практически все люди погибли...
"...допущенное диктором словцо "практически", долженствующее обозначать
семантический абсолют, на самом деле сквозило понятной неуверенностью -
неужели и правда все-все люди погибли? - прислушиваясь к телеголосу, строчил
дальше Дрыгайло. - Придерживаясь строгих фактов, можно с точностью сказать,
что - не все. Во-первых, не погиб строитель Севастьянов, потому что в тот
день не пошел в супермаркет за продуктами, а уехал в отпуск отдыхать.
Во-вторых, не погиб Федор Михайлович Достоевский, потому что не дожил до
этого дня, а умер в одна тысяча восемьсот восемьдесят первом году.
В-третьих, не погиб сутенер и сифилитик Николай Сифилитик, потому что был
уже, по сути, мертв, а пуля, раздробившая ему череп, только подтвердила этот
факт. В-четвертых, не погиб Джеймс Стоуншифт, потому что родился в Ливерпуле