"Марк Твен. Приключения Гекльберри Финна." - читать интересную книгу автора

ему пригрозила, что, если он этой привычки не бросит, ему придется плохо.
Ну и взбеленился же он! Обещал, что покажет, кто Геку Финну хозяин.
И вот как-то весной он выследил меня, поймал и увез в лодке мили за три
вверх по реке, а там переправился на ту сторону в таком месте, где берег
был лесистый и жилья совсем не было, кроме старой бревенчатой хибарки в
самой чаще леса, так что и найти ее было невозможно, если не знать, где
она стоит.
Он меня не отпускал ни на минуту, и удрать не было никакой возможности.
Жили мы в этой старой хибарке, и он всегда запирал на ночь дверь, а ключ
клал себе под голову. У него было ружье, - украл, наверно, где-нибудь, - и
мы с ним ходили на охоту, удили рыбу; этим и кормились. Частенько он
запирал меня на замок и уезжал в лавку мили за три, к перевозу, там менял
рыбу и дичь на виски, привозил бутылку домой, напивался, пел песни, а
потом колотил меня. Вдова все-таки разузнала, где я нахожусь, и прислала
мне на выручку человека, но отец прогнал его, пригрозив ружьем. А в скором
времени я и сам привык тут жить, и мне даже нравилось - все, кроме ремня.
Жилось ничего себе - хоть целый день ничего не делай, знай покуривай да
лови рыбу; ни тебе книг, ни ученья. Так прошло месяца два, а то и больше,
и я весь оборвался, ходил грязный и уже не понимал, как это мне нравилось
жить у вдовы в доме, где надо было умываться и есть с тарелки, и
причесываться, и ложиться и вставать вовремя, и вечно корпеть над книжкой,
да еще старая мисс Уотсон, бывало, тебя пилит все время. Мне уж больше не
хотелось туда. Я бросил было ругаться, потому что вдова этого не любила, а
теперь опять начал, раз мой старик ничего против не имел. Вообще говоря,
нам в лесу жилось вовсе не плохо.
Но мало-помалу старик распустился, повадился драться палкой, и этого я не
стерпел. Я был весь в рубцах. И дома ему больше не сиделось: уедет,
бывало, а меня запрет. Один раз он запер меня, а сам уехал и не
возвращался три дня. Такая была скучища! Я так и думал, что он потонул и
мне никогда отсюда не выбраться. Мне стало страшно, и я решил, что
как-никак, а надо будет удрать. Я много раз пробовал выбраться из дома,
только все не мог найти лазейки. Окно было такое, что и собаке не
пролезть. По трубе я тоже подняться не мог: она оказалась чересчур узка.
Дверь была сколочена из толстых и прочных дубовых досок. Отец, когда
уезжал, старался никогда не оставлять в хижине ножа и вообще ничего
острого; я, должно быть, раз сорок обыскал все кругом и, можно сказать,
почти все время только этим и занимался, потому что больше делать все
равно было нечего. Однако на этот раз я все-таки нашел кое-что: старую,
ржавую пилу без ручки, засунутую между стропилами и кровельной дранкой. Я
ее смазал и принялся за работу. В дальнем углу хибарки, за столом, была
прибита к стене гвоздями старая попона, чтобы ветер не дул в щели и не
гасил свечку. Я залез под стол, приподнял попону и начал отпиливать кусок
толстого нижнего бревна - такой, чтобы мне можно было пролезть. Времени
это отняло порядочно, но дело уже шло к концу, когда я услышал в лесу
отцово ружье. Я поскорей уничтожил все следы моей работы, опустил попону и
спрятал пилу, а скоро и отец явился.
Он был сильно не в духе - то есть такой, как всегда. Рассказал, что был в
городе и что все там идет черт знает как. Адвокат сказал, что выиграет
процесс и получит деньги, если им удастся довести дело до суда, но есть
много способов оттянуть разбирательство, и судья Тэтчер сумеет это