"Марк Твен. Человеку, Ходящему во Тьме" - читать интересную книгу автора

поразительная откровенность ошеломит Человека, Ходящего во Тьме, и он примет
наше разъяснение, прежде чем успеет опомниться. Скажем ему так:
"Все очень просто. Первого мая Дьюи уничтожил испанский флот. В
результате Филиппинские острова остались в руках подлинного, законного
владельца - филиппинского народа. Армия филиппинцев насчитывала тридцать
тысяч человек, и ей было вполне под силу уничтожить или взять измором
небольшой испанский гарнизон; это позволило бы жителям Филиппин создать у
себя правительство по собственному вкусу. Соблюдая нашу традицию, Дьюи
должен был вывесить на берегу свое предупреждение державам и затем отбыть
восвояси. Но наш Главный Игрок принял другой план, европейский план:
высадить там армию, якобы с целью помочь филиппинским патриотам нанести
последний удар в их долгой и мужественной борьбе за независимость, а на
самом деле - чтобы захватить их землю. Все это, разумеется, во имя Прогресса
и Цивилизации. Операция развивалась планомерно и в общем успешно. Мы
заключили военный союз с доверчивыми филиппинцами, и они осадили Манилу с
суши, благодаря чему столица, где находился испанский гарнизон численностью
в восемь-десять тысяч солдат, пала. Без филиппинцев мы тогда не добились бы
этого. А оказать нам эту помощь мы их заставили хитростью. Мы знали, что
филиппинцы уже два года ведут войну за свою независимость. Нам было
известно, что они верят, будто мы сочувствуем их благородной цели, - подобно
тому, как мы помогали кубинцам бороться за независимость Кубы, - и мы
предоставили им заблуждаться. Но лишь до тех пор, пока Манила не стала нашей
и мы не перестали нуждаться в помощи филиппинцев. Тогда-то мы и раскрыли
свои карты. Они, конечно, удивились - удивились и разочаровались, -
разочаровались и глубоко опечалились. Они нашли, что мы поступили не
по-американски, не как обычно, наперекор вековым традициям. Смущение их
легко понять, - ведь мы только притворялись, что играем на американский
манер, по существу же это была европейская игра. Мы провели их так ловко,
что они растерялись. Им все это было непонятно. Разве не вели мы себя по
отношению к этим простодушным патриотам как подлинные друзья, исполненные
глубокого сочувствия? Мы сами привезли из изгнания их вождя и героя, их
надежду, их Вашингтона - Агинальдо{275}. Мы доставили его на родину на
военном корабле, с высокими почестями, под священной защитой нашего флага;
мы возвратили его народу, за что нас горячо, взволнованно благодарили. Да,
мы вели себя как лучшие друзья филиппинцев, мы всячески их подбадривали, мы
снабжали их в долг оружием и боеприпасами, совещались с ними, обменивались
любезностями, поручали наших больных и раненых их заботливому уходу,
доверяли им испанских пленных, зная, что филиппинцы честны и гуманны;
боролись с ними плечом к плечу против "общего врага" (наше излюбленное
словцо!); мы хвалили филиппинцев за отвагу и мужество, превозносили их
милосердие и прекрасное, благородное поведение; мы воспользовались их
окопами, заняли укрепленные позиции, отвоеванные ими у испанцев; мы ласкали
их, лгали им, официально заявляя, что наша армия и флот пришли освободить их
и сбросить ненавистное испанское иго, - словом, одурачивали их,
воспользовались ими, когда нам было нужно, а затем посмеялись над выжатым
лимоном и вышвырнули его вон. Мы закрепились на позициях, отнятых обманным
путем, и, продвигаясь постепенно вперед, вступили на территорию, где были
расположены отряды филиппинских патриотов. Остроумно придумано, не правда
ли? Ведь нам нужны были беспорядки, а такие действия не могли не вызвать их.
Один филиппинский солдат проходил по территории, которую никто не имел права