"Марк Твен. В защиту генерала Фанстона" - читать интересную книгу автора

джунгли, вброд через горные речки и по узким тропинкам, с трудом ступая
израненными ногами, брели измученные искатели приключений, пока не иссяк у
них запас продовольствия и они не ослабели до такой степени, что не могли
больше двигаться, хотя до убежища Агинальдо оставалось всего лишь восемь
миль. Тогда к Агинальдо был направлен гонец - уведомить его о
местонахождении отряда и попросить продовольствия. Вождь повстанцев не
замедлил откликнуться: он прислал рису, а также письмо командиру отряда, в
котором приказывал хорошо обращаться с пленными американцами, но оставить их
за пределами города. Мог ли даже сам изобретательный Фанстон создать более
удачные условия для выполнения своего плана! 23 марта отряд достиг Паланана.
Агинальдо выслал навстречу одиннадцать своих солдат для конвоирования
американских пленных, но Фанстон и его подручные сумели спрятаться в
джунглях, и конвоиры прошли дальше, так как им сказали, что американцы
оставлены где-то позади.
Фанстон тут же вернулся в отряд и приказал своим головорезам смело идти
в город, прямо к штабу Агинальдо. Здесь их встретили выстроенные, как на
параде, телохранители Агинальдо в синей военной форме и белых шляпах.
Оратор, выступивший от имени прибывших, так хитро провел Агинальдо, что тот
не заподозрил никакого подвоха. Тем временем макабебы под командованием
испанца заняли выгодные позиции и ждали сигнала. Как только испанец крикнул
им: "Макабебы, ваш черед!" - они стали в упор расстреливать охрану
Агинальдо...
Американцы тоже приняли участие в схватке. Два человека из штаба
Агинальдо были ранены, но скрылись, а казначей революционного правительства
сдался. Остальные филиппинские офицеры бежали. Агинальдо с покорностью
принял плен, сильно опасаясь, однако, мести макабебов. Но генерал Фанстон
заверил его, что он может чувствовать себя в безопасности. Это успокоило
Агинальдо, и он согласился разговаривать. Он был чрезвычайно удручен тем,
что попал в плен, и заявил, что ни при каких других обстоятельствах его не
взяли бы живым. Эти слова придают еще больше значения подвигу Фанстона:
борьба с Агинальдо была трудной, отчаянной и требовала применения особых
методов".
Некоторые обычаи войны гражданскому человеку не кажутся приятными, но
нас приучали к ним столько веков, что мы теперь находим для них оправдание и
принимаем без протеста даже такое, от чего на сердце скребут кошки. Все, что
сделал Фанстон, кроме одной мелочи, делалось во многих войнах и получило
санкцию истории. По обычаю войн, в интересах операции, вроде той, какая была
затеяна Фанстоном, бригадному генералу дозволяется (если ему это самому не
противно!) склонить гонца на предательство - с помощью подкупа или иным
путем; снять с себя почетные знаки различия и выдавать себя за другого;
лгать, совершать вероломные поступки, подделывать подписи, окружать себя
людьми, чьи инстинкты и воспитание подготовили их для подобной деятельности;
принимать любезные приветствия и убирать приветствующих, когда руки их еще
хранят тепло дружеских пожатий.
По обычаю войн все эти действия считаются невинными, ни одно из них не
заслуживает порицания, все они вполне оправданы; ничего тут нет нового, все
это совершалось и раньше, хоть и не бригадными генералами. Но одна деталь
здесь действительно представляет собой нечто новое, одного не делали никакие
народы - ни первобытные, ни цивилизованные, - ни в каких странах и ни в
какую эпоху. Речь идет именно о той детали, которую имел в виду Агинальдо,