"Марк Твен. Жив он или умер?" - читать интересную книгу автора

хватило бы на безбедную и привольную жизнь. И вот...
Но тут нашу беседу прервали. Часов в десять вечера я встретил Смита, и
он пригласил меня зайти к нему в номер покурить и распить бутылочку
шотландского виски. В уютной комнате стояли удобные кресла, горели яркие
лампы, в камине весело потрескивали сухие оливковые поленья. Ощущение тишины
и покоя довершал глухой рокот волн за окном. Некоторое время мы лениво
болтали. После второго бокала виски Смит проговорил:
- Ну вот, теперь я могу рассказать вам одну прелюбопытную историю. Мы с
товарищами долго хранили ее в тайне, но сейчас мне хочется нарушить печать
молчания. Вы удобно устроились?
- О да. Продолжайте!
Вот что рассказал мне Смит:
- Много лет назад, когда я был еще юным, совсем юным художником, я
бродил по селам Франции и писал этюды. Вскоре ко мне присоединились двое
славных молодых французов - они тоже писали этюды. Мы были столь же
счастливы, сколь и бедны, или столь же бедны, сколь и счастливы, - как вам
угодно. Молодых людей звали Клод Фрер и Карл Буланже. Это были замечательные
ребята. Всегда веселые и жизнерадостные, они смеялись над нищетой и не
вешали носа ни при какой погоде.
Наконец в одном бретонском городке мы окончательно сели на мель, и
местный художник, такой же бедный, как мы сами, принял нас в свой дом и в
полном смысле слова спас от голодной смерти. Франсуа Милле{336}...
- Как! Великий Франсуа Милле?
- Великий? В то время он был не более великим, чем мы. Он не
пользовался славой даже в своем родном городе, и был так беден, что кормил
нас одной репой, да и той не всегда хватало. Мы все четверо стали
закадычными, неразлучными друзьями. Мы рисовали день и ночь, мы просто из
кожи вон лезли, в доме уже громоздились горы картин, но нам очень редко
удавалось продать хоть что-нибудь. Мы очень весело проводили время, но,
боже, в какой нужде мы жили!
Так продолжалось года два. Наконец в один прекрасный день Клод заявил:
- Ребята, мы дошли до точки. Понимаете - до точки. Все сговорились
против нас. Я обошел весь город. Так оно и есть - все они сговорились и
грозятся, что не дадут нам в кредит ни на один сантим до тех пор, пока мы не
уплатим все долги.
Мы похолодели. На всех лицах выразился ужас. Мы поняли, что попали в
отчаянное положение. Воцарилась долгая тишина. Наконец Милле со вздохом
произнес:
- Не знаю, что и делать, прямо не знаю. Придумайте что-нибудь, ребята.
Ответом ему было мрачное молчание, - разумеется, если молчание можно
считать ответом. Карл поднялся с места и некоторое время взволнованно шагал
взад и вперед по комнате. Затем он сказал:
- Какой позор! Взгляните на эти полотна - тут целые штабеля отличных
картин, ничуть не хуже произведений любых европейских мастеров. Да, да, и
множество праздношатающихся иностранцев утверждали то же самое - или почти
то же самое.
- Но ничего не покупали, - вставил Милле.
- Какая разница, ведь они это говорили, и главное - это правда.
Посмотри хотя бы на свой "Вечерний благовест". Скажите...
- Подумаешь, "Вечерний благовест"! Мне за него предлагали пять франков.