"Марк Твен. Сборник рассказов" - читать интересную книгу автора

же миг промчался бритвой по запретному месту, где, как я и опасался,
мгновенно, словно откликнувшись на зов и причиняя жгучую боль, выскочили
прыщики. Смочив полотенце лавровой эссенцией, он начал противно шлепать им
по моему лицу, словно я всю жизнь умывался только подобным образом. Затем он
несколько раз шлепнул по моему лицу сухим концом полотенца и снова проделал
это с таким видом, будто я всегда вытирался так, а не иначе, - но ведь
парикмахер редко обращается с вами по-христиански. Затем он с помощью все
того же полотенца смочил порезанное место лавровой эссенцией, присыпал ранку
крахмалом, снова смочил лавровой эссенцией и, без сомнения, продолжал бы
смачивать и присыпать его вечно, если бы я не восстал и не взмолился, чтобы
он это прекратил. После этого он осыпал мне все лицо пудрой, смахнул ее и, с
глубокомысленным видом вспахав руками мои волосы, предложил их вымыть,
подчеркнув, что это необходимо, совершенно необходимо проделать. Однако он
снова спасовал, когда я сообщил ему, что не далее как вчера собственноручно
и весьма тщательно вымыл голову. Тогда он порекомендовал мне "Смитовский
освежитель для волос" и выразил готовность продать бутылочку. Я отказался.
Он начал превозносить новый одеколон "Радость Джонса", уверяя, что я должен
его купить. Я отказался снова. Затем он предложил мне приобрести для чистки
зубов какую-то дрянь его собственного изготовления, а когда я отказался,
сделал попытку всучить мне бритву.
Потерпев неудачу и на сей раз, он снова принялся за дело - обрызгал
меня с ног до головы одеколоном, напомадил мне, несмотря на все мои
протесты, волосы, выскреб и выдрал большую их часть, расчесал оставшиеся,
сделал пробор, соорудил у меня на лбу неизменную перевернутую арку. Когда,
причесывая и помадя мои жидкие брови, он пустился перечислять достоинства
своего черного с рыжими подпалинами терьера весом в шесть унций, пробило
двенадцать часов, и я понял, что на поезд мне уже никак не попасть. Тут он
снова схватил полотенце, слегка обмахнул им мое лицо, еще раз провел
расческой по моим бровям и весело прокричал: "Следующий!"
Двумя часами позже этот парикмахер упал и умер от апоплексического
удара. Еще день - и я с радостью отправлюсь на его похороны.

Перевод Э. Боровика


Назойливый завсегдатай

Каждое утро, когда часы бьют девять, он появляется в редакции. Иногда
он приходит даже раньше редактора, и швейцар вынужден покинуть свой пост и
подняться на несколько ступенек по лестнице, чтобы отпереть ему заветную
дверь редакции. Он берет со стола трубку и закуривает; ему, очевидно,
невдомек, что редактор может быть тем гордецом (бывают такие!), которому
столь же приятно, когда пользуются его трубкой, как если бы кто-то почистил
зубы его щеткой. Он разваливается на диване, ибо у человека, бессмысленно
проводящего всю свою жизнь в позорной праздности, не хватает сил сидеть
прямо. Сначала он вытягивается во всю длину, потом полулежит; затем
перебирается в кресло и располагается в нем, свесив руки, откинув голову и
вытянув ноги; немного погодя он меняет позу, наклоняется вперед и
перекидывает ногу, а то и обе, через ручку кресла. Однако следует заметить,
что, как бы он ни устраивался, он никогда не сидит прямо и не делает вид,