"Марк Твен. В Риме" - читать интересную книгу автора

сильно пострадало. Но царь всех европейских развалин Колизей пребывает в
надменном и гордом уединении, подобающем его высокому сану. Цветы и травы
растут на его массивных арках и среди скамей амфитеатра, дикий виноград
фестонами свисает с его высоких стен. Торжественная тишина окутывает
огромное сооружение, где в далекие дни собирались бесчисленные толпы
зрителей. Бабочки сменили цариц красоты и моды, блиставших здесь
восемнадцать столетий назад, и ящерицы греются на солнце в священной ложе
императора. Ни один исторический труд не может рассказать о величии и
падении Рима так живо, как об этом рассказывает Колизей. Трудно найти более
достойное воплощение и того и другого. Бродя по современному Риму, мы могли
бы усомниться в его былом величии, в том, что он когда-то насчитывал
миллионы жителей; но, глядя на это упрямое свидетельство того, что для
любителей развлечений среди своих граждан городу пришлось выстроить театр на
восемьдесят тысяч сидячих и двадцать тысяч стоячих мест, легче поверить в
его прошлое. Длина Колизея превышает тысячу шестьсот футов, ширина его -
семьсот пятьдесят футов, а высота - сто шестьдесят пять. Он имеет форму
овала.
В Америке, наказывая преступников, мы извлекаем из них пользу. Мы
отдаем их внаймы фермерам или заставляем делать бочки и строить дороги, что
приносит государству доход. Так мы сочетаем коммерцию с воздаянием за
грехи - и все довольны. А древние римляне сочетали религию и развлечение.
Поскольку возникла необходимость уничтожить новую секту, так называемых
христиан, они сочли за благо сделать это таким образом, чтобы государство
получило выгоду, а публика - удовольствие. К поединкам гладиаторов и другим
зрелищам прибавился еще один номер - на арену Колизея стали иногда выводить
членов ненавистной секты и выпускать на них диких зверей. Считается, что в
Колизее приняли мученический венец семьдесят тысяч христиан. Поэтому его
арена стала в глазах последователей Христа священным местом. И это
справедливо; ибо если цепь, которой был скован святой, и следы, которые он
оставил, наступив на камень, овеяны святостью, то, несомненно, свято место,
где человек отдал жизнь за свою веру.
Семнадцать - восемнадцать столетий назад Колизей был главным театром
Рима, а Рим был владыкой мира. Здесь устраивались великолепные празднества,
на которых присутствовал сам император, первые вельможи государства, знать и
толпы граждан поплоше. Гладиаторы сражались с гладиаторами, а иногда с
пленными воинами из далеких стран. Это был главный театр Рима - то есть
всего мира, и светский щеголь, который не мог при случае бросить небрежно:
"Моя ложа в Колизее", не бывал принят в высших кругах. Когда торговец
платьем хотел заставить соседа-бакалейщика позеленеть от зависти, он покупал
нумерованные места в первом ряду и рассказывал об этом каждому встречному.
Когда неотразимый приказчик галантерейной лавки, повинуясь врожденному
инстинкту, жаждал поражать и ослеплять, он одевался не по средствам и
приглашал в Колизей чужую даму сердца, а потом, довершая уничтожение
соперника, угощал ее в антрактах мороженым или, подойдя к клеткам,
тросточкой из китового уса дразнил мучеников для расширения ее кругозора.
Римский денди чувствовал себя в своей стихии, только когда, прислонившись к
колонне, он покручивал усы и не замечал дам; когда он разглядывал в лорнет
кровавые поединки; когда, вызывая зависть провинциалов, он презрительно
цедил замечания, которые показывали, что он в Колизее завсегдатай и ничто
ему здесь не в диковинку; когда, зевнув, он отворачивался со словами: "И это