"А.Тюрин. Яйцо Чингисхана, или Вася-василиск. Роман" - читать интересную книгу автора

добытую с боями в болотистом водоеме, а попутно Василий пытался выяснить
на какие собственно шиши живет Антон.

Ведь в самом деле не похож он на охотника-злодея, который убивает
вкусных зверей в темных углах дремучего леса. А на получение заработной
платы такому вечному страннику и при самой хорошей погоде не стоит
рассчитывать.

И выяснилось, что живет Антон при всей своей незлобивости за счет
женщин. Василий, который одно лихо имел от бабьего пола, страшно ему
позавидовал.

Во-первых, богомольные старушки носки вяжут Антону за христолюбие;
во-вторых, одинокие женщины бальзаковского возраста, подпевая "Аум", варят
ему варенье из розовых лепестков; в-третьих, некрасивые девушки,
притаптывая "Харе Кришна", собирают ему зернышки в дорогу. Всем
им он заменяет сыночка, что, конечно, не исключает
взаимодействия в половой сфере по картинкам из даосской книжки.
Однако Василий понял, что и в этом случае Антон входит в лоно и
выходит оттуда почти как новорожденный -- по части развития
чувств он был на уровне семимесячного эмбриона. Инфантильный
бомж хотел все время в чем-нибудь раствориться: в свободе, в
равенстве, в сознании Кришны, в природе.

В общем, женщины Антона любили, а он относился к ним по-разному. У
последней своей сожительницы он перед уходом расписал все обои каким-то
дерьмом и поссал на мультимедийный компьютер -- за то, что она
цивилизацию противопоставляла природе и неустанно пылесосила да драила
свое уютное гнездышко.

Закусив рыбкой, Антон перетянул тряпицей сальные монашьи волосы с
пробором посреди и сказал:

-- Люблю я природу, и она мне отзывается. Не причинит мне вреда ни
комарик, ни гад...

-- Гадушка,-- поправил его Василий.

-- Ни гадушка, ни волчок, ни мишка, ни клещик энцефалитный. Потому
что я источаю одне лишь вибрации любви. Я перенастраиваю даже
самых зубастых зверьков на волну мира и благорасположения.

-- Да уж твоей деревянной головушке энцефалит не помеха.-- согласился
Василий.

Общая дискуссия вдруг прекратилось, а лицо Антона слегка исказилось.

-- Живот болит.

-- Брат микробушка пошаливает,-- смиренно отозвался Василий,-- мало,