"Марина Юденич. Я отворил пред тобою дверь... [D]" - читать интересную книгу автора

фанатизмом мазозистки не требовала все новой информации о человеке, обрекшем
меня на страдания, не упрекала в предательстве - и, стало быть, переносить
мое общество стало теперь не так уж обременительно Но большинство тех, кто
старался скрасить мое горе своим постоянным присутствием в первые дни,
стыдливо избегали теперь моего общества, словно само общение со мной могло
навлечь несчастье и стать дурным предзнаменованием в их собственной жизни..
Звери же были еще более откровенны - огромный рыжий кот мой, сверх меры
обычно ласковый и жаждущий человеческого общения, забивался теперь в самые
отдаленные углы дома и глаза его, полные ужаса и тоски, следили за мной из
темноты укрытия. Он не приходил мне на помощь как это обычно делают кошки,
понимая - помочь мне уже нельзя.
Любимая кобыла моя - Лялька, боевая подруга и постоянный источник
теплой исцеляющей энергии, дико заржав выбросила меня из седла и унеслась с
трека, выбив легкое заграждение А были времена когда в самые безрадостные,
как тогда казалось мне дни, дни поражений и тревог, я приезжала к ней и
обхватив теплую чуткую шею шептала "Помоги мне, подруга моя любимая, Лялька,
поддержи" Мы уезжали в поля и долго мчались галопом, словно паря в
бесконечности. И гладкие бока Ляльки покрывались клочьями белой пены а ко
мне приходило теплое спокойствие и вера в себя Теперь Лялька боялась меня
словно, свинцовая тяжесть моего горя могла погубить ее, крылатую почти,
намертво распластав по холодной уже октябрьской земле Страдала добрая
Лялькина душа, убиваясь по мне, - говорили конюхи, несколько дней
отказывалась она от еды и тревожно жалобно ржала ночью, пугая лошадей в
соседних денниках Страдала Но и она не могла помочь.
Собственно помощи я уже и не ждала ниоткуда Первые дни были днями
метаний - от людей - к силам, которые людям малопонятны и почти неведомы, в
надежде что кто-то да сжалится над моими страданиями и поможет Сейчас
воспоминания об этом лишь добавляли боли - слишком откровенно говорила я о
том, что творилось в душе и забыв не то что гордость - стыд ( а ведь в
прошлой - до несчастья своего- жизни была человеком очень гордым и
независимым) молила о помощи Теперь, вспоминая об этих минутах своего
унижения я в прямом смысле слова - корчилась от боли и стыда, по крайней
мере гримасы- судороги властвовали на моем лице и я ничего не могла с ними
поделать, но в последние дни отступили и приступы этого жгучего стыда И
мысли о том, чтобы добровольно уйти из жизни ушли Я не боялась смерти, нет И
кара Господня за грех самоубийства не страшила меня - я уже очень много
согрешила и в делах и в помыслах своих и все это были грехи смертные Просто
одной из бессонных ночей пришло ко мне ясное ощущение скрой и неизбежной
моей смерти и вместе с ней - избавления от всего, чем жила я последние
месяцы своей короткой в общем-то еще жизни.
Словом, я точно знала, что скоро умру и просто ждала этого момента
неторопливо приводя в порядок нехитрые дела и стараясь менее обижать
окружающих меня людей в надежде на их милосердие и участие после того, как
все произойдет.
Сестра моя, иногда еще остававшаяся у меня ночевать, все еще опасалась,
наивная, что я опять как в первые дни попытаюсь что-нибудь сотворить с собой
и ночью несколько раз подходила к моей кровати, чутко прислушиваясь к
дыханию Заслышав ее легкие крадущиеся шаги, я шепотом, чтобы не напугать,
сказала ей.
- Не бойся, я ничего больше не буду с собой делать.