"Марина Юденич. Ящик Пандоры" - читать интересную книгу автора

до позднего вечера, а далее, если все сложится благополучно, мы избавим ее
от них и наяву.
- Душа ее сейчас далека, - задумчиво ответил барон, перед глазами
которого еще стояли разгладившиеся мягкие черты лица жены, которые бывали
такими теперь только во сне.
- Сие вопрос спорный, - не очень громко и не слишком разборчиво
возразил ему ученый, не желая вступать в долгий и не имеющий логического
завершения спор, с почтением пропустил хозяина дома вперед и сознательно
замешкался возле двери в опочивальню баронессы, якобы для того, чтобы дать
какие-то инструкции неотлучно присутствующей здесь сиделке.

Имя этого человека благородными почитателями, учениками и просто
потомками будет прославлено в веках, ибо он действительно был великим ученым
и целителем современности, нашедшим способы бороться с безумием - самым
отвратительным человеческим недугом. И все-таки в эту минуту он ошибался.
Впрочем, ошибался и родовитый вельможа, спора с которым удачно избежал
ученый-медик.
Душа Ванды отнюдь не витала в райских кущах, в кои иногда допускает
души Создатель, дабы утвердились мы в представлениях наших о том, что есть
прекрасно в этом мире, а что только представилось вдруг таковым нашему
измотанному одинокому сознанию.

Душа же Ванды в эти минуты была с нею и пребывала не в одиночестве, ибо
как только глубокий сон смежил веки женщины, уже совсем другим видением
своим узрела она в комнате еще одного посетителя, вернее, посетительницу.
Лицо женщины было Ванде хорошо знакомо, и возможно, что уже и любимо ею. Она
являлась к ней крайне редко, покидая овальную, богато вызолоченную раму
своего парадного портрета, в тяжелом атласном платье и собольем боа на
обнаженных плечах. Драгоценные розовые жемчужины в обрамлении чудных
алмазных потоков струились по ее глубоко открытой груди, гроздьями свисали
из прекрасных маленьких ушей, почти полностью скрываясь под иссиня-черными
спиралями густых кудрей, обрамляющих, согласно тогдашней моде, тонкое
горбоносое лицо с огромными серыми глазами. Являясь прежде, чудная дама
всегда молчала, но глаза ее, изучающие лицо Ванды, всегда исполнены были
такого сострадания и любви, что Ванда не могла сдержать тихих слез, бесшумно
катившихся из-под тяжелых век. Случалось, что незнакомка следовала ее
примеру, в прекрасных миндалевидных глазах закипали горячие слезы, словно и
не с портрета, писанного несколько веков назад, сошла она. Глаза же ее,
обрамленные длинными ресницами, были того удивительного серого цвета,
которым очень редко насыщено бывает высокое небо ранним осенним утром.
Ненастью в ту пору еще не дано права ворваться в торжественный покой небес,
но легкая прохлада уже теснит из прозрачного воздуха последнее слабое тепло.
Тогда, на едва заметном, порой минутном стыке времен, наполняются небеса
вдруг именно таким глубоким теплым серым цветом. Теперь же незнакомка
заговорила:
- Послушайте меня, хотя я знаю, что говорить мне с вами не велено. Ах,
ничего-ничего не велено... И это так несправедливо. Но слушайте, слушайте! Я
скажу, что бы за этим ни последовало. Они решили лечить вас. Фридрих и этот
доктор, который и вправду, видимо, великий целитель. И вы не сможете им
мешать, да и зачем вам? Вы так молоды и можете прожить еще долго, так долго!