"Марина Юденич. Ящик Пандоры" - читать интересную книгу автора

были непозволительны ей, жалкой нищей компаньонке. Просто посуды в доме леди
Бромлей было не так уж много, а порядок существовал железный. И эта самая
дешевенькая и простенькая из всех, к тому же треснутая чашка была закреплена
за ней, Вандой, и это значило, что в следующее чаепитие ей придется снова
пить из нее, хотя Ванда представляла себе, насколько это будет для нее
мучительно. И все же она не посмела разбить проклятую чашку, а только терла
и терла ее в полоскательнице, заливаясь тихими бессильными слезами.
- Да, ничего. Вы можете большего и не объяснять мне - и так все
понятно. Что вы могли тогда? Бедное, несчастное, одинокое дитя! Но скажите
мне, пани Ванда! Теперь скажите, что бы вы сделали тогда, если бы могли?
Так, как можете сейчас. Ну, смелее, госпожа баронесса, что бы сделали вы
сейчас, ведь история повторяется...
- Сейчас? Вы шутите, мой господин? Как может повториться та история?
- Взгляните туда, в даль комнаты. Разве там не чайный стол леди
Бромлей? И ваша чашка у нее в руках, и отвратительный Анри на коленях.
Смотрите, пани Ванда, второго раза может вам и не представиться!
Но Ванда вдруг поняла это и сама, и действительно в полумраке своей
просторной спальни разглядела она словно живую картинку из прошлого: убогая
комнатенка сумасшедшей леди, стол, покрытый белой скатертью, отстиранной и
заштопанной многократно ее, Ванды, руками, чайные чашки на нем. И вот она,
сама леди Бромлей, трясущейся сухой рукой тянется через стол и...
дотягивается-таки до ее недопитой чашки...

Стремительно сорвалась Ванда с кровати и бросилась в полускрытый тьмой
дальний угол комнаты. Доктор не последовал за ней. Из своего укрытия в
глубоком кресле барона он хорошо видел, как мечутся, развеваясь в полумраке,
полы светлого пеньюара баронессы, будто она вдруг пустилась в какой-то
странный, неестественный танец, однако доктору хорошо была понятна логика ее
движений: вот схвачено за шиворот и отброшено в сторону ненавистное
животное, на мгновенье ему показалось даже, что он слышит его возмущенный,
отчаянный визг. А что же чашка? Ага, потрясенная выходкой компаньонки,
миледи лихорадочно прижимает ее к груди вместо утраченного мопса. Но это
ненадолго. Бесшумно шевелятся губы Ванды: что-то гневное, презрительное
бросает она в лицо старухе. Теперь дошла очередь и до чашки - вот Ванда
вырывает ее из рук застывшей в ужасе дамы. Несколько мгновений она сжимает
ее в руках на уровне лица, словно рассматривает, запоминая, или, напротив,
прощается и хочет забыть навек. Потом красивый, исполненный грации и величия
взмах длинной тонкой руки, почти полностью обнаженной - тонкий шелк пеньюара
теперь соскользнул с нее, - и отчаянный сильный бросок. Все - все силы, вся
ненависть, вся боль и все проклятия прошлому в этом броске. Так швыряют на
растерзание голодной своре псов сердце поверженного врага, только что
извлеченное из трепещущей еще груди.
Снова доктору на мгновенье почудился слабый звон, словно о стену
разбилась тонкая, хрупкая старинная чашка, разлетевшись на тысячи крохотных
осколков, более напоминающих в этой картинке мелкий стеклянный дождь.
Но настало время ему приниматься за работу. Через секунду он был уже
подле Ванды и, мягко взяв ее под руку, повел обратно к постели. Впрочем,
женщина совсем не сопротивлялась. Напротив, тело ее стало вдруг мягким,
лишенным сил. Душевный порыв, только что заставивший ее кружиться в вихре
грациозных, сильных и смелых движений, иссяк, умчался, скрываясь в недрах