"Мишель Уэльбек. Г.Ф.Лавкрафт: против человечества, против прогресса" - читать интересную книгу автора

Мишель Уэльбек

Г.Ф.Лавкрафт: против человечества, против прогресса

Когда я начинал писать это эссе (наверное, где-то к концу 1988 года), я
находился в таком же положении, как многие десятки тысяч читателей.
Обнаружив рассказы Лавкрафта в 16-летнем возрасте, я тут же ушел с головой
во все его сочинения, имевшиеся по-французски[1]. Позднее - с убывающим
интересом - я ознакомился с продолжателями мифа Ктулху, равно как и с
авторами, с которыми Лавкрафт чувствовал близость (Дансейни, Роберт Говард,
Кларк Эштон Смит). Время от времени, довольно часто, я возвращался к
"старшим текстам" Лавкрафта; они продолжали иметь для меня странную
притягательность, противоречащую моим остальным литературным вкусам; я
абсолютно ничего не знал о его жизни.
С отступом времени мне кажется, что я написал эту книгу как своего рода
первый роман. Роман с одним-единственным персонажем (самим Г. Ф.
Лавкрафтом); роман с тем ограничительным требованием , что все факты, все
процитированные тексты должны приводиться точно; но, в своем роде, все же
роман. Первое, чем я был поражен, узнавая Лавкрафта, это его абсолютный
материализм. В противоположность множеству почитателей и комментаторов, он
никогда не считал свои мифы, свои теогонии, свои "древние расы" ничем кроме
как чистым творением воображения. Другой источник моего большого удивления -
это его маниакальный расизм. Никогда, читая его описания тварей из ночного
кошмара, я бы не подумал, что пищу для них дают человеческие существа из
реальности. Анализ расизма в литературе с полвека сосредоточен на Селине;
случай Лавкрафта между тем более интересный и более характерный.
Интеллектуальные построения, аналитический разбор вырождения и упадка играют
у него роль весьма и весьма второстепенную. Творец фантастического, и один
из самых великих, он с грубой прямотой возводит расизм к его первоистоку,
истоку самому глубокому: страху. Его собственная жизнь может служить
примером в этом отношении. Джентльмен из провинции, убежденный в
превосходстве своих англосаксонских корней, к другим расам он испытывает
всего лишь отстраненное пренебрежение. Время, прожитое им в бедных рабочих
кварталах Нью-Йорка, все изменит. Эти инородные твари делаются конкурентами,
ближними, врагами, стоящими выше его, вероятно, в области грубой силы.
Тогда-то, в заходящем все дальше исступлении мазохизма и ужаса, и начинаются
призывы к побоищу.
Перенос, выходит, полный. Вообще немногие из писателей, включая
наиболее утвердившихся в литературе воображения, делают так мало уступок
реальному. Лично я не пошел, явным образом, за Лавкрафтом в его отвращении к
реализму любого вида, в его гадливом неприятии любого предмета, имеющего
отношение к деньгам или сексу; но я, может, многие годы спустя извлек пользу
из тех строчек, где хвалил его за то, что он "взорвал рамки традиционного
повествования", систематически используя термины и научные понятия. Его
оригинальность, в чем бы она ни состояла, казалась мне как никогда
грандиозной. Я писал в свое время, что в Лавкрафте есть нечто такое, что "не
вполне литература". Впоследствии я получил тому странное подтверждение. Во
время, в которое я надписывал автографы, раз за разом ко мне подходили
молодые люди и просили подписать эту книгу. Лавкрафта они обнаружили
посредством игр, ролевых и компьютерных. Они его не читали и даже не