"Дубравка Угрешич. Форсирование романа-реки " - читать интересную книгу автора

Прилизанный резко обернулся. Fynke с молниеносной быстротой выхватил
револьвер и выстрелил. Прилизанный свалился на пол.
Fynke спокойно засунул револьвер в задний карман.
- Кое-кому действительно недостает такта. Сколько с меня, Joe? -
спросил он бармена, залпом выпив виски.
- Мы угощаем, Mr. Fynke!

Выйдя из бара "Диана", Пипо направился в туалет. Открыв дверь, он
столкнулся в огромном зеркале с самим собой. Рядом с собственным отражением
он увидел молодого человека такого же роста, с такими же коротко стриженными
светлыми волосами, с голубыми глазами, в джинсах и белых кроссовках, в
голубой трикотажной футболке, на которой можно было прочитать надпись
"Berkeley University". Пипо оторопел и, застыв на месте, уставился на фигуру
в зеркале.
- Hi! - сказала бодро футболка Berkeley University.
- Hi! - сказала смущенно футболка New York University и шмыгнула в
кабинку.

4

Откровенно говоря, Министр вообще не чувствовал себя министром. Да
какой ты министр, если тебе приходится иметь дело с кем попало. Он был
"политическим работником", вот кем он был, "номенклатурой". Его сунули на
это место досидеть до пенсии. Возиться с писателями, с швалью этой.
Единственное, что придавало его деятельности смысл, так это то, что
познакомился с Вандой. А Ванда была лучшим из всего, что он имел за всю свою
жизнь... Во время войны и первое время после все было просто, ясно и как-то
по-человечески. А потом все запуталось. Но деваться уже было некуда. Он стал
винтиком механизма. На мясника выучился как раз перед войной. Ушел в
партизаны. Потом его бросили на пищевую промышленность, потом
переквалификация, потом усовершенствование... Курсы руководителей, потом
пединститут. Надо. Потом работал, потом газеты, потом телевидение...
Биография у него побогаче, чем у Джека Лондона! А эти, нынешние? Ничего не
знают, ни в чем не разбираются. Даже в собственной профессии, не говоря об
остальном. А он хоть сейчас смог бы сделать сардельки! Но такого, как
теперь, не было никогда. От него все время требовали широты взглядов,
терпимости, демократизма... Как будто он метрдотель в писательском клубе, а
не "политический работник"! А они, писаки эти? У них не было никаких других
дел и обязанностей, кроме как болтать, ругать, жаловаться, оплевывать друг
друга и всю нашу систему и публиковать свою никому не нужную чушь. Бить себя
в грудь и задирать нос, сочиняя всякую дрянь! Он за свои политические
убеждения шел на риск, мог оказаться в тюрьме, мог погибнуть во время войны,
а эти, нынешние, у них, конечно, тоже есть политические убеждения, но только
без всякого риска. Они используют свободу для того, чтобы молоть что попало
и, разумеется, всегда против системы, но при этом от этой же системы требуют
обеспечить им положение, социальные права, пенсии, государственные квартиры,
заграничные поездки, высокие гонорары... И за что?! За сборник стихов,
который сам автор и пара критиков превозносят как гениальный. Это, мол,
культура, а без культуры нам нельзя. Да насрать я хотел на такую культуру!
Сначала ты стань нобелевцем, как Андрич,* а потом заявляй о себе! И где еще