"Дубравка Угрешич. Форсирование романа-реки " - читать интересную книгу авторартом. "Что это - ma-tryo-ska?" - спросила Хельга.
4. Наши хозяева ожидали, что мы будем писать, и я действительно намеревалась что-нибудь написать в этом бетонном корабле с многозначительным названием. Я не написала ничего. На стене моей комнаты, как раз рядом с письменным столом, висела большая карта Америки, цветом напоминавшая мороженое. Я часто развлекалась, наблюдая, как солнечные лучи подкрадывались от окна и лизали пастельные пятна американских штатов. 5. Время от времени я звонила в Загреб, маме, и она каждый раз страшно радовалась, что я жива. Один раз она думала, что я умерла от слишком большой жары, в другой раз - что я замерзла от слишком сильных холодов, в третий раз, что я вместе с какими-то писателями погибла в самолете, летевшем в Мадрид. Обо всех этих катастрофах писали наши газеты. 6. Однажды нас пригласили в гости на завод тракторов и других сельскохозяйственных машин, и мы там ужинали икрой со взбитыми сливками. Бизнесмены - все высокие, с проседью, ухоженные, в темно-синих пиджаках, серых брюках, белых рубашках и полосатых галстуках, с такими же ухоженными супругами - сидели за столом и любезно, хотя и несколько рассеянно, поглядывали на нас, писателей. После ужина турецкий поэт Азим пел грустные песни Назыма Хикмета. Пока он пел, к застекленной стене, которая выходила на темное озеро, подплыли похожие на призраков огромные белые лебеди. Лебеди грустно смотрели на гостей и тихо барабанили по стеклу клювами. Присутствующие испустили долгое изумленное "ах". Потом бизнесмены 7. В октябре меня опять прихватило, и я показалась костоправу Gene A. Zdra2il из West Branch. "Это у вас от недостатка движения", - сказал Gene A. Zdrazil, разминая большими пальцами мои позвонки. 8. Из Загреба приходили длинные письма от моих друзей - об инфляции, о том, что часто отключают электричество, о том, что ничего не происходит, - о вещах совершенно непонятных. Читая эти письма, я чувствовала, что люблю свою страну за то, что она такая маленькая, и мне ее было жалко. 9. Два раза я пила кофе с писательницей из Дании, которая писала романы исключительно о пресмыкающихся. В ее романах даже рассказчиками были пресмыкающиеся. Потом я случайно нашла в книжном магазине один французский роман, в котором рассказчиком была свинья. Свинья рассказывала о своей грустной свинячьей жизни от рождения и до бойни. "Видишь?" - сказала я писательнице из Дании. "Ну и что с того?" - сказала датчанка. 10. По прошествии некоторого времени писатели начали выступать с призывами к сексу - мужчины-писатели с женщинами-писателями и наоборот. По непонятным причинам в жизнь эти призывы никто не претворил. Однако всем очень хотелось получить признание в качестве половых субъектов, даже гораздо больше, чем литературных. Турецкий поэт Азим как-то ночью вышел в коридор совершенно голым и отчаянно завопил: "I am a man!", хотя в этом никто не сомневался. "Все это потому, - сказала Хельга, пока мы составляли топ-лист |
|
|