"Виктория Угрюмова, Олег Угрюмов. Голубая кровь" - читать интересную книгу автора

неизвестности, и карабкались на этот злополучный холм.
Передовые отряды были буквально погребены под шевелящейся массой
исковерканных, окровавленных человеческих тел, и толпа наступающих в
считанные минуты оказалась в нескольких шагах от него. Дальше он помнил
все обрывками.
Заходящийся в крике воин в наброшенной на доспехи шкуре, на
клочковатую шерсть которой стекает кровь из его развороченной нижней
челюсти...
Ядовитое жало соратника, намертво застрявшее в деревянном щите,
облитом черной вязкой смолой, и отвратительный треск его ломающихся
покровов...
Четырехпалая рука человека с отсутствующим средним пальцем, впившаяся
в крыло масаари-нинцае в предсмертной судороге...
Воющий враг ковыляет в самую гущу битвы - у него нет глаз, верхняя
часть лица превращена в кровавое месиво одним ударом серповидной клешни, и
его сминают и затаптывают свои же...
Аухкан, пригвожденный к земле плохо оструганным деревянным колом,
извивается, пытаясь встать, и в последнем броске дотягивается до
низенького человечка в кожаной броне, - и чавкаюший звук, когда его
огромная клешня вонзается в спину солдата, выбивая в плоти глубокую яму...
Пятеро или шестеро человек насели на масаари-нинцае, один из них
остервенело лупит по мощному шипастому черепу бронзовым молотом, и у него
безумное лицо и выкатившиеся глаза давно мертвого существа...
Многочисленный отряд панцирной пехоты заходит с тыла и уже не
встречает сопротивления. Вот он видит, как люди руками рвут на части
мягкое тельце беззащитного шетширо-циор, Строителя, и из черных выпуклых
глазок выкатываются мутные слезы - ведь Строители живучи и умирают долго и
мучительно. Он рвется на помощь, но его отбрасывают. Пехота наступает
отовсюду, сомкнув высокие щиты и ощетинившись длинными копьями.
Великолепный прыжок - и масаари из рода тагдаше приземляется в самом
центре кольца атакующих. Они кричат, кричат, кричат... вспоротые животы,
скользкие внутренности, выпадающие между трясущихся пальцев, глаза, полные
ужаса и недоверия, - я же только что был жив... разорванное горло, которое
командир тщетно пытается сжать так, чтобы остановить поток крови... шип
третьей клешни тагдаше, с хрустом вломившийся в низкий лоб под гривой
желтых волос... воин с кривым шрамом поперек лица, повисший на обломке
собственного копья... подожженный огнем бага аухкан, оседающий на траву.
Воин из его отряда, переполовиненный ударом топора, но все еще
смертельно опасный для своих врагов, крошит наступающих секирами верхних
конечностей. Вот они сходятся и снова расходятся, и искореженные тела
людей медленно опускаются на красную траву.
А вот человек, хватающий ртом воздух, будто рыба, выброшенная на
берег. Он отравлен, и левая часть его тела уже парализована, но человек
еще не понимает, что с ним происходит, и пытается двигаться. А волна яда
уже докатилась до сердца...
Люди оттеснили их к городской стене - это он помнил очень хорошо, как
помнил и жалобный тонкий непрерывный писк Строителей, у которых озверевшие
солдаты вырезали глаза, похожие на драгоценные камни, столь высоко ценимые
двурукими.
А потом он рубил, крошил, колол, не раздумывая, не видя лиц, не