"Антон Ульрих. Инквизитор: Акт веры " - читать интересную книгу автора

- Хуан! - восклицал он, выглядывая в окно. - Поди-ка сюда.
И тотчас ребенок возвращался в реальность, покорно следуя отеческому
зову.
У Карлоса де Карабаса в то время возникла целиком захватившая его идея
преобразить ныне существующий символ священной римско-католической церкви, а
именно крест. Начавшему постепенно сходить с ума от постоянного воздержания
достойному гранду, который раньше и в церковь-то ходил раз в год, пришло в
голову, что только он способен спасти христианство от вырождения и
порабощения грязной мавританской религией. Однажды во время его размышлений
о сущности креста, чью форму дон Карлос решил изменить, в комнату тихо вошел
Хуан и встал у стола, за которым сидел отец. Тот поднял голову и
вопросительно посмотрел на ребенка:
- Чего тебе, Хуанито?
И тут мальчик крикнул удивительное слово, которое он недавно услышал от
преподобного отца Сальвадора, раз в неделю обучавшего Хуана азам наук.
- Циркуль!
Воскликнув, Хуан бросился вон из комнаты, оставив донельзя потрясенного
отца одного. Дон Карлос еще долго не мог прийти в себя, ежеминутно повторяя:
"Устами младенца да глаголет истина! Вот она, новая форма".
С тех самых пор достойный гранд, подолгу засиживаясь над всевозможными
набросками и рисунками нового креста, производимого неизменно в форме
чертежного инструмента, видя, что дело его застыло, звал сына и требовал
повторить шалость.
- Циркуль! - звонким голоском восклицал Хуан и мчался обратно во двор
предаваться грезам.
Еще одной картиной, столь же часто виденной мальчиком наяву, были
пышные похороны. Удивительно, но до сего момента он ни разу не видал
похорон, поэтому его процессия была уникальна. По небу торжественным маршем
шли во множестве своем огромные быки, спины которых были покрыты
великолепными алыми попонами. Вместо рогов на бычьих головах трепетали
желтыми огоньками толстые церковные свечи. Глаза быков имели необыкновенный
синий цвет, в точности воспроизводивший небесную лазурь. Следом за быками
шествовали священники. Они были облачены в оливковые и белоснежные сутаны.
Священники несли непременные для похорон кресты. В какой-то момент Хуан
мигал, грезя процессией. От короткого взмаха ресниц вдоль идущих проносился
сильнейший ветер, подхватывающий пламя от свечей и перекидывавший его на
кресты, которые тут же с треском возгорались. Священники еще выше поднимали
ярко горевшие кресты и продолжали торжественное шествие по небу. За
священниками угрюмые угольно-черные мускулистые полуобнаженные рабы несли на
могучих плечах, опутанных многочисленными цепями, носилки. На носилках стоял
трон, на котором восседал мертвец. Чем ближе процессия подходила к мальчику,
тем отчетливее ему становилось видно, что на троне сидит не кто иной, как он
сам, только умерший. Хуан был великолепен. Белоснежная парча окутывала его с
ног до головы, а ноги, обутые в красные сафьяновые туфли, стояли на
небольшой черной подушечке. Священники пели гимны, быки призывно мычали,
негры плакали, а Хуан сидел с каменным выражением лица, бледнее собственного
савана, глядя мертвыми глазами прямо на живого мальчика, грезящего
процессией своих похорон. Именно такое лицо, как помнил Хуан, было у
покойной матери, с которой ему пришлось провести целую ночь на одной
кровати. Лицо это врезалось удивительнейшим образом в память ребенка.