"Житие Сергия Радонежского. Житие преподобного и богоносного отца нашего, мгумена Сергия Чудотворца." - читать интересную книгу автора

и тяжкий груз, так не может вынести наше бессилие и ум этого рассказа.


Хотя и свыше наших сил этот рассказ, но мы все же молимся всемилостивому и
всесильному богу и пречистой его матери, чтобы он вразумил и помиловал
меня, грубого и неразумного, чтобы он дал мне дар слова, который раскроет
уста мои,- не ради меня, недостойного, но ради молитв святых старцев. И
самого этого Сергия я призываю на помощь, и осеняющую его духовную
благодать, чтобы он был мне помощником и поддержкой в рассказе, а также его
стадо, призванное богом, благое общество, собрание честных старцев. К ним я
со смирением припадаю, и касаюсь их ног, и на молитву их призываю и
побуждаю. Ведь очень в их молитвах я всегда нуждаюсь, особенно же сейчас,
когда я начинаю это начинание и стремлюсь повесть эту рассказать. И пусть
никто не осуждает меня, дерзающего на это. я сам не имел бы возможности и
сил начать писать, но любовь и молитва преподобного старца влечет и томит
мои помыслы и принуждает рассказывать и писать.


Следует яснее сказать, что хотя бы я, недостойный, и мог писать, но мне все
же следовало бы со страхом молчать и на уста свои перст наложить, зная свою
немощь, а не произносить устами слова, какие не подобает, и не следовало бы
дерзать на дело, которое выше сил моих. Но все же печаль отягощает меня, и
жалость охватила меня: жизнь такого великого старца святого, знаменитого и
прославленного, всюду известна - ив дальних странах, и в городах об этом
муже, известном и славном, все рассказывают - и за столько лет житие его не
было составлено и написано. Я думал это молчанию предать, как будто в
пучину забвения погрузить. Если не будет написано житие старца и оставлено
без воспоминания, то не повредит это святому тому старцу, если не останется
у нас воспоминаний и писаний о нем: ведь тем, имена которых на небесах
богом написаны, нет надобности в писаниях и воспоминаниях людских. Но мы
сами тогда пользы не получим, пренебрегши таким полезным делом. И поэтому,
все собрав, начинаем писать, чтобы и остальные монахи, которые не видели
старца, прочли этот рассказ и последовали добродетели старца и поверили в
его жизнь; ведь сказано "Блаженны не видевшие и уверовавшие". Более других
одна печаль сокрушает меня и обуревает меня если я не напишу и никто другой
не напишет житие, то боюсь быть осужденным согласно притче о рабе ленивом,
скрывшем талант и обленившемся. Ведь добродетельный старец Сергий, чудесный
страстотерпец, без лени всегда в подвигах добрых пребывал и никогда не
ленился; мы же не только не стремимся к подвигам, но даже об известных
чужих трудах, которыми славна жизнь Сергия, ленимся сообщить в повести,
рассказать об этом слушателям.


Теперь же, если бог поможет, хочу уже приступить к рассказу, начиная от
рождения Сергия, и поведать о его младенчестве, и детстве, и юности, и об
иноческой жизни его, и об игуменстве, и до самой кончины его, чтобы не
забыты были великие деяния его, чтобы не забыта была жизнь его, чистая, и
тихая, и богоугодная. Но сомневаюсь, боюсь приступить к написанию повести,
не смею и недоумеваю, как начать писать, ведь свыше сил моих дело это, ведь
я немощен, и груб, и неразумен.