"автор неизвестен. Житие Модеста Шлобского." - читать интересную книгу автора

тались развязать небольшой скандал. В темном углу незримый перебирал
струны банджо: вдохновенно, однако, полностью игнорируя мелодию. Пока
что никто не стрелял, не бил посуду и не орал, что он де Бальзак.
За разномастными столиками пили и клокотливо переговаривались. К
стойке сквозь толпу гениев, стоявших в ожидании бутербродов с рыбой,
прорывалась пухлогубая девица, укутанная в желтую рыболовную сеть.
У микрофона, торчащего из низкого дощатого блина, символизировав-
шего сцену, возвышался сам хозяин Матвей Матвеич Одуров в сверкающих
лаковых туфлях и такой же лаковой лысиной. Он делал в зал руками успо-
каивающие пассы. Клокотанье утихало, лишь банджо продолжало еще нес-
колько минут тихо булькать. Одуров победно поводил глазами по перимет-
ру зала и щелкнул по микрофону:
-Перед тем, как на сцену выдет следующий, так сказать, исполни-
тель, я хотел бы поговорить с вами, что, в сущностиесть наша современ-
ная литература. В животном мире, среди низших, например, существ: мик-
робов или вирусов, есть масса примеров или, если позволите, паралел-
лей, что бы понять нашу литературу. Вот, к примеру, когда ученые и ме-
дики исстребили вирусы, в природе, в животной, так сказать, среде воз-
никла, так называемая, биологическая ниша, в которую ринулись со всех
сторон новые виды штаммов и микробов. И там они начали активнейше
прогрессировать. В литературе с некоторых пор тоже возникла такая ни-
ша...
Матвей Матвеич говорил долго, вдохновенно, талантливо расставляя
паузы после особо значительных слов. Иногда Матвей Матвеич касался в
своей речи, что примеров из нелегкой жизни микроорганизмов ему уже не
хватало, тогда он брался за собственную биографию, Томаса Куна и так
далее. Hекоторые примеры, которые вроде должны были служить пояснением
глубокой мысли Матвей Матвеича сами нуждались в комментариях, до того
они были глубоки. В этой чехарде примеров и пояснений к ним Он дошел
до теории экономики, где крепко застрял, увязнув в банковском законо-
дательстве. Матвей Матвеич замолчал и в полной тишине начал стряхивать
пылинку с безупречного веллюра своих брюк. А тем временем подыскивал
следующий пример, который разом мог бы пояснить весь ход его хитросп-
летенных размышлений. Его спасли внезапно разразившиеся апплодисменты,
так как он уже успел забыть о чем начинал говорить.
Модест же все время, пока говорил Одуров, крутился, как заведен-
ный: то он усаживал порозовевшую в тепле гадалку на самый краешек пе-
реполненной банкетной скамьи; то петляя между столиками несся от стой-
ки к Hаде, доставляя бутылки, стаканы и тарелки; то бежал обратно,
чтобы забрать еще и пару стынущего кофе. По пути он успел отдавить но-
ги людям, чьи стихи, может быть, еще придется разучивать его внукам, в
рамках школьной программы. Он неостановимо болтал когда расчищал вмес-
те с Hадей освободившийся уголок столика: из под окурков, наконец, по-
казалось светлое дерево. В суете Модест не заметил, что Одуров вновь
заговорил, и уловил лишь самый конец пышного объявления:
-...а сейчас за этим человеком гонятся киллеры и хотят убить его
за то, что он пишет стихи. И хотя бы поэтому, мы должны послушать его:
может завтра он уже будет мертв (пауза и всхлипывание в зале).
Hаконец, Модест унялся и, испытывая теплую усталость, опустился
рядом с Hадей. Ее розовое личико ожидательно было повернуто в модесто-