"Сигрид Унсет. Фру Марта Оули" - читать интересную книгу автора

стуле. Мы собрались выпить немного вина, чокнулись, и тут Отто взял мои руки
в свои и тихо поцеловал их. "Спасибо, Марта, милая", - это единственное, что
он сказал мне, я расплакалась, а тут и Ингрид подняла крик и спрятала лицо у
меня на груди. Я взяла ее на руки и прижала к себе, чтобы успокоить. Когда я
вновь взглянула на Отто, он сидел, откинувшись в кресле с закрытыми глазами,
у губ залегла скорбная морщинка.
Понемногу распогодилось, и детей можно было отослать в парк. Из окна
были видны три маленькие фигурки, которые трусили по березовой аллее. "Зачем
же ты все-таки привезла их сюда, Марта, - упрекнул меня Отто. - Не очень-то
веселое место для них!"
Я ничего не ответила.
"Невеселое место для детей", - повторил он раздраженно.
Пожалуй, самым грустным во всем этом был тот болезненно-раздраженный
тон, каким он произносил эти слова. Когда он был здоров, подобный тон
никогда ему не был свойственен.
"Нам с тобой надо было предвидеть это еще одиннадцать лет назад, -
сказал он тихо. - Если бы мы все это предвидели, тебе бы не пришлось
оказаться в положении матери четверых детей, у которой муж калека.
Да, как все это не похоже, Марта, на то, что мы ожидали от будущего
года. Помнишь, - сказал он, сжимая мне руки так, что стало больно. -
Одиннадцать лет назад в тот же самый день... Как быстро пролетели эти годы,
Марта, милый мой дружочек. Ты ведь понимаешь, как много значишь для меня?
Как я благодарен тебе за все".

Снова пошел дождь, и дети вернулись из парка. Было уже поздно, и с
вечерним обходом пришел доктор. Когда мы собрались уходить, Отто притянул к
себе детей: "Надеюсь, что вы все это время вели себя хорошо. Никогда,
никогда не огорчайте маму, дети. Ты слышишь, Эйнар, ты самый старший,
запомни, что папа говорит тебе, всегда будь добрым и хорошим мальчиком,
всегда старайся ради мамы и младших, и ты, Халфред, мой малыш".
Они плакали, и я плакала. Жалкой процессией шли мы гуськом к трамваю,
каждый держа свой зонтик. Ингрид промокла, и мне пришлось взять ее на руки,
иначе мы вообще никогда бы не добрались до города. Я шла, держа на руках
ребенка, боялась уронить зонт, да еще надо было подбирать подол, а позади
меня шлепали по бездонным лужам и размытой проливным дождем дороге двое моих
мальчуганов.
В этот же самый день ровно год назад я лежала в постели после родов.
Отто сидел рядом и старался развлечь меня. "Все будет хорошо, - успокаивал
он меня, - и мы с тобой еще доживем до золотой свадьбы". Он ни на секунду не
допускал мысли, что может не дожить до этого дня.
А два года назад в годовщину свадьбы, как всегда, мы были в нашем
летнем домике, выпили там шампанского, пожелая здоровья друг другу, и Отто
заявил, что считает себя самым счастливым мужем в Норвегии. А я сидела и
размышляла о том, как бесконечно несчастлива я, как бесконечно мы чужды друг
другу, при том что он этого не понимал. Тогда я даже и не представляла, что
такое настоящее горе!
На следующий год я, верно, стану вдовой.

Наш летний домик решено продать, и мы уже дали объявление. Но я
надеюсь, что в это ужасное для нас время домик не будет продан чересчур