"Эрнст Юнгер. Тотальная мобилизация" - читать интересную книгу автора

неприязнью. Разумеется, это предполагало тесные отношения между армией и
короной, отношения, которые претерпели лишь поверхностное изменение после
введения всеобщей воинской повинности и по сути своей еще принадлежали
патриархальному миру. Это предполагало также известную возможность вести
учет вооружениям и затратам, вследствие чего вызванный войной расход
наличных сил и средств представлялся хотя и чрезвычайным, однако никоим
образом не безмерным. В этом смысле мобилизации был присущ характер
частичного мероприятия.

Это ограничение отвечает не только скромному объему средств, но в то же
время и своеобразному государственному интересу. Монарх обладает природным
инстинктом и потому остерегается выходить за пределы власти над своими
домочадцами. Он скорее согласится пустить на переплавку свои сокровища, чем
станет испрашивать кредит у народного представительства, и в решающий момент
битвы с большей охотой сохранит для себя свою гвардию, нежели
добровольческий контингент. Этот инстинкт до хранился у пруссаков еще и в
XIX веке. В частности, он проступает в ожесточенной борьбе за введение
трехлетнего срока службы, - долго послужившие войска более надежны для
домашней власти как краткое время службы характерно для добровольческих
отрядов. Зачастую мы даже сталкиваемся с едва ли понятным нам, современным
людям отказом от прогресса и усовершенствования военного оснащения, но и у
этих соображений имеется своя подоплека. Ведь любое усовершенствование
огнестрельного оружия, в частности; повышение его дальнобойности, скрывает в
себе косвенное посягновение на формы абсолютной монархии. Каждое из этих
улучшений помогает направлять снаряды отдельному индивиду, в то время как
залп олицетворяет замкнутую командную власть. Еще Вильгельму I энтузиазм был
неприятен. Он проистекает из того источника, который, словно мешок Эола,
скрывает в себе не только бури аплодисментов. Подлинным пробным камнем
господства является не мера окружающего его ликования, а проигранная им
война.

Таким образом, частичная мобилизация вытекает из сущности монархии,
которая преступает свои пределы в той самой мере, в какой она вынуждена
задействовать в вооружении абстрактные формы духа, денег, "народа", короче
говоря, силы нарастающей национал-демократии. Оглядываясь назад, мы сегодня
вправе сказать, что полный отказ от использования этих сил был, пожалуй,
невозможен. Манера их привлечения представляет собой подлинное ядро
искусства государственного управления XIX века. В этой особой ситуации
обретает ясность и высказывание Бисмарка о политике как "искусстве
возможного".

Теперь попробуем проследить, как растущее превращение жизни в энергию и
становящееся ради обретения подвижности все более поверхностным содержание
всяческих уз придает все более решительный характер акту мобилизации,
руководить которой во многих странах еще в начале войны было исключительным
правом короны, не требующим дальнейшего заверения ни с чьей стороны.
Причиной тому служат многие явления. Так, одновременно со стиранием
сословных различий и урезанием привилегий исчезает и понятие касты воинов;
защищать свою страну с оружием в руках отныне уже не составляет обязанность
и преимущество одних только профессиональных солдат, а становится задачей