"Эрнст Юнгер. Тотальная мобилизация" - читать интересную книгу автора

исчадия ада, были преданы казни какой-нибудь Равальяк или даже Дамьен,
должно было затрагивать более сильный, более глубокий слой веры, чем такое
же убийство в эпоху, следующую за казнью Людовика XVI. Он обнаружит, что в
иерархии прогресса князь причисляется к тому роду людей, которые вовсе не
пользуются никакой особой популярностью.

Представим себе на мгновение гротескную сцену. Шеф какой-нибудь
рекламной компании получил заказ на изготовление пропагандистских плакатов
для современной войны. В распоряжении у него находились бы два средства для
того, чтобы вызвать начальную волну возбуждения, а именно - либо убийство в
Сараево, либо нарушение нейтралитета Бельгии. Нет никаких сомнений в том,
какое из двух оказало бы наибольшее воздействие. Внешнему поводу к началу
войны, каким бы случайным он не казался, присуще символическое значение,
поскольку в лице виновников убийства в Сараево и их жертвы, наследника
габсбургской короны, столкнулись два начала: национальное и династическое -
современное "право народов на самоопределение" и принцип легитимности, с
трудом реставрированный на Венском конгрессе с помощью политического
искусства старого стиля.

Естественно, хорошее дело - быть по-правому несовременным и
разворачивать мощную деятельность в том духе, который желает сохранить
традицию. Однако условием этого является вера. Об идеологии центральных
держав тем не менее позволительно утверждать, что она не была ни
современной, ни несовременной, ни превосходящей время. Своевременность и
несвоевременность объединились здесь вместе, и результат не мог быть иным,
чем смесью ложной романтики и неполноценного либерализма. Так, от
наблюдателя не может ускользнуть известная слабость к применению устаревшего
реквизита, к позднеромантическому стилю, в частности, стилю вагнеровских
опер. Сюда относятся и слова о верности Нибелунгам, и чаяния, возлагавшиеся
на успех провозглашения священной войны ислама. Понятно, что речь здесь идет
о технических вопросах, о вопросах правления - о мобилизации субстанции, а
не о самой субстанции. Но как раз в промахах этого рода и обозначилось
отсутствие отношения руководящего слоя как к массам, так и к глубинным
силам.

Подобно тому знаменитая и непреднамеренная гениальная фраза о "клочке
бумаги" страдает тем, что произнесли ее с запозданием в 150 лет, и притом в
таком духе, который был бы, наверное, адекватным романтике пруссачества, но
никак не являлся прусским в своей основе. Говорить так и потешаться над
пожелтевшими истрепанными книжками имел бы право Фридрих Великий, но Бетман
Гольвег обязан был знать, что кусочек бумаги, к примеру с написанной на нем
конституцией, может значить сегодня примерно столько же, сколько для
католического мира - священная облатка, и что хотя абсолютизму приличествует
разрывать договоры, сила либерализма, однако, состоит в том, чтобы
интерпретировать их. Стоит только внимательно изучить обмен нотами,
предшествовавший вступлению в войну Америки, чтобы натолкнуться в нем на
принцип "свободы морей", - хороший пример того, каким образом в такое время
собственному интересу придается ранг гуманного постулата, всеобщего вопроса,
затрагивающего все человечество. Немецкая социал-демократия, одна из несущих
опор прогресса в Германии, схватила диалектический момент своей роли: она