"Эйвинд Юнсон. Прибой и берега " - читать интересную книгу автора

Он шел теперь по тропинке вверх к гребню горы. Хлопнув себя по ляжке до
боли, до отрадной боли, он покрепче стянул на себе хитон, потом выпустил
его, схватил рукой пустоту, стиснул ею пустоту.
- Черт бы побрал этот ветер! - громко сказал он прохладному вечернему
ветерку.
Теперь он поднялся наверх. Кричали чайки по ту сторону залива; на том
берегу, а может, на маленьком островке были люди. Они развели огонь. Я
выдержу все, подумал он и, остановившись, невидящим взглядом уставился на
сверкающую воду, на темный очерк островка далеко внизу и слушал говор воды.
Здесь прибой не бился о берег, а шуршал на камнях. Я выдержу все, думал он,
но только не то, что годы бегут, что время существует и жизнь меняется, а
меня в ней нет - сегодня, сейчас. Нет, я не могу осмыслить то, о чем думаю,
я только чувствую это. Мыслью этого не охватишь. Стало быть, довольно
думать.
Запах водорослей стал острее, ветер кружил внизу, в котловине, принося
вверх запах моря, птичьи крики и плеск воды. Он осторожно стал спускаться по
крутизне. Запах водорослей и в самом деле помог. Глыба воспоминаний
повернулась другим боком, и ему представились другие картины прошлого.
Вспомнились странствия и Великое Странствие. Там было много такого, над чем
можно посмеяться, потешиться. Вот он и попытался.
Спустившись к тому месту на берегу, куда обыкновенно вытаскивали лодку,
он взмок от пота. Подняв хитон, он помочился, стоя на уступе. Струйка
брызнула вниз, оросив ему ноги. Уступ был высотой в три-четыре человеческих
роста, внизу между ним и Укромным Островком лежала маленькая гавань. Сейчас
там мельтешили какие-то люди. Корабль здесь нельзя было втащить далеко на
берег, мешала скалистая круча, но зато судно было укрыто от бурь. Он
вернулся на тропинку. Заодно и ноги вымою, подумал он и разулся. А потом
босиком зашагал по галечнику, усеянному колючими ракушками. Кое-где берег
был покрыт мелким песком, еще хранившим дневное тепло. Волны теснили остров
со всех сторон, наступали, опадали - водяные объятья. Волны, шурша, взбегали
далеко по прибрежным камням, заливая ноги, между пальцев струился песок и
неостылая еще вода.
Вернувшись к скале, он сбросил хитон. Потом снова подошел к шипящей
кромке прибоя и, наклонившись, зачерпнул воду ладонями. Потом,
распрямившись, подумал вдруг, что это похоже на жертвоприношение, на
заклинание, на молитву, обращенную к Врагу, к Посейдону <Посейдон стал
непримиримым врагом Одиссея после того, как тот ослепил сына Посейдона -
одноглазого великана Полифема; вражда с Посейдоном стоила жизни многим
другим грекам, возвращавшимся морем после Троянского похода>. Он вошел в
воду по колено, хотел догнать отступающую волну, но отстал, не успел, а
волна вернулась обратно, с силой толкнула его в чресла, поднялась до пояса и
вдруг оказалась под мышками, ему пришлось наклониться вперед, чтобы удержать
равновесие. Борода и волосы намокли, во рту сразу появился вкус соли. Он
отступил на несколько шагов, чтобы волна не увлекла его за собой. Теперь
вода, освежив и ободрив пловца, уже сбежала с его кожи. Он сделал несколько
прыжков вперед, преследуя уходящую волну, и, едва успев перевести дыхание,
встретил ее снова. Когда вода поднялась ему до сосков, он бросился вперед,
поплыл саженками, тут же почувствовал, что его затягивает в море, повернулся
и поплыл назад на вновь прихлынувшей, несущей его к берегу, спокойно дышащей
волне. Она донесла его до самого своего шипящего края, он встал на колени,