"Хью Уолпол. Над темной площадью" - читать интересную книгу автораОфициантка принесла нам еду. Я занялся чаем с булочкой. Хенч машинально
проглотил свой чай. После этого он заговорил монотонным, дрожащим голосом, глядя прямо перед собой; его глаза были устремлены в окно, куда-то вдаль, к вершинам каменных скал, у подножия которых плескались воды Стикса. Иногда он сбивался, глотал слова, но речь его текла сплошным потоком, словно я завел патефон и пластинка вертелась, вертелась... - Вы всегда были мне хорошим другом, Ган, а может, мне так казалось. Я хочу сказать - трудно разобраться после того, что случилось, кому можно доверять, а кому нет. Но мне теперь все равно, и вы мне не можете навредить. И никто не может. Я хочу сказать, что теперь мне слишком поздно бояться, для меня уже мало что имеет значение... Он завел рассказ издалека, с того времени, как они с женой и ребенком оказались в нищете и как он не знал, куда ему идти, где искать работу. - Не судите меня строго, Ган, - помню, говорил он, - вы ведь никогда не попадали в безвыходное положение, а пока человек сам не испытает и не поймет, каково это, он не может со всей справедливостью судить... - (О Боже, если бы он только знал!) Ну а потом он встретил Чарли Буллера, старого приятеля, и Буллер предложил ему поехать с ним к морю и заодно обделать кое-какие делишки. Он поехал, и только на месте до него дошло, что Буллер задумал. В разговоре со мной он упорно пытался мне внушить, что ни у Чарли, ни у него самого "не было дурных помыслов". Все случилось из-за того, что Буллер за что-то невзлюбил Борласа. Он просто хотел слегка попугать его, эту спесивую свинью. Хенч, однако, признался, что вскоре планы Буллера приняли более конкретный характер. Когда я прямо в лоб ему сказал, что у них было намерение украсть защищаться, пытаясь изобразить себя и своих сообщников этакими робингудами. Борласы, мол, богатые и жадные скоты, только о себе и думают, а в это время он с женой и ребенком буквально умирали от голода. - Ну ладно, Хенч, - прервал я его, - давайте на этом закончим. Я ведь не говорю, что сам не дерзнул бы ограбить леди Борлас, подвернись мне такая возможность. Прекратите оправдываться. Но поток излияний продолжался. Хенча нельзя было остановить. Я понял, что это уже давно стало для него навязчивой идеей, своего рода наваждением, и что он без конца ворошит в своей памяти события прошлых лет, будучи не в силах их забыть. Во мраке долгих бессонных ночей его душа перед лицом Создателя плачет и стонет, но и в слезах ему нет утешения. Нет, никакой он не преступник и не злодей, бедняга Хенч, и отроду в нем этого не было. Наконец мне удалось прервать поток его самооправданий. Хенч продолжил свой рассказ. Было ясно, что окончательное решение у него созрело, когда Буллер в красках описал ему, какой негодяй этот Борлас (от себя замечу, что Борлас был просто беспросветный дурак). К этому прибавилось сознание собственной беспомощности при мысли о том, что жена с ребенком голодают. Но гораздо более сильное влияние, превосходящее все остальные доводы, на него возымел авторитет Осмунда, которого Хенч боготворил. Но и это слово недостаточно полно выражает то восторженное чувство, которое Хенч тогда питал к Осмунду. Последний представлялся ему необъяснимым, загадочным созданием, кем-то наподобие божества, только в человеческом облике. Для него Осмунд олицетворял собой все то, чего в самом Хенче и в помине не было: истый джентльмен, великолепно сложен и развит |
|
|