"Джон Апдайк. Бек и щедроты шведов" - читать интересную книгу автора

Джон Апдайк.

Бек и щедроты шведов

Рассказ


Перевод с английского И. Бернштейн
"Иностранная литература" No 9, 1999
Оригинал здесь - http://magazines.russ.ru/inostran/1999/9/updike.htm


Сообщение о том, что Нобелевскую премию по литературе за 1999 год
получил Генри Бек, было встречено бурей негодования. "Нью-Йорк таймс" в
редакционной статье возмущалась:
"Всем известная склонность Шведской академии избирать адресатами своих
динамитных даров колоритные ничтожества и настырных антиобщественных
деятелей на сей раз превзошла пределы причуды и приняла размеры прямого
нахальства. Если уж снова пришла наконец очередь давать премию американцу,
нельзя не усмотреть нарочитого оскорбления в том, что обойдены такие сильные
претенденты на медаль, как Мейлер, Рот и Озик, не говоря о Пинчоне и
ДеЛилло, а выбор пал на этого исписавшегося "изысканного" стилиста с его
скудным творчеством, не поднявшегося даже до величественного молчания Дж. Д.
Сэлинджера".
"Пост" цитировала Исайю Торнбуша, якобы заявившего: "При всем моем
уважении к дорогому коллеге и старому другу Генри, это превращает
Нобелевскую премию в пустую забаву. Я даже, знаете ли, изумился".
"БЕК? ЭТО ХТОЙ-ТО?" - гласил крупный заголовок на первой полосе "Дейли
ньюс". "Пипл" разыскала у себя в архиве и поместила на обложке самую
нелестную фотографию Бека, на которой он и его тогдашняя жена Беа изображены
в рабочих комбинезонах на лямочках, якобы занятые приведением в порядок
увитой виноградом беседки в саду своего псевдотюдоровского псевдорайского
гнездышка в Оссининге. А "Нью-Йоркер" отозвался на это событие
вяло-язвительным обзором Джона Саймона под заглавием "В поддержку Генри Бека
- с натяжкой".
Тем временем телефон в его чердачном жилище на Кросби-стрит неумолчно
звонил, подчас отвлекая новоявленного лауреата, достигшего середины восьмого
десятка лет, от смены подгузничка восьмимесячной дочери Голде (постеврейство
Робин Тигартен, когда дошло до выбора имени для ребенка, оказалось не таким
уж глубоким), так что пряный запах охряного младенческого кала и
пронзительные телефонные трели стали двумя сторонами одного переполошного
переживания. У крепенькой малютки Голды резались зубки и был ровный,
неуступчивый материнский взгляд, еще не лисий, а по-младенчески задумчивый,
немигающий, серо-голубой. Она уже перестала принимать как должное, когда
узловатые старческие пальцы отца протирали холодными детскими тампонами
складочки у нее в паху и между ягодицами, а потом чересчур сильно нажимали
на липучки по бокам лоснящегося мягкого животика. Она его дразнила и
устраивала демонстрацию силы, изворачиваясь на пеленальном полотенце,
завиваясь штопором, как деталь барочного орнамента. Голде больше нравились
проворные, прохладные прикосновения пальцев матери или ласковых карих рук