"В. Юровицкий "Диофантов кинжал"" - читать интересную книгу автора

подробностях.
И, не оборачиваясь, Ватсон направился обратно. Палка вновь глухо застучала по
плотной земле.

Мы сидели перед камином. Речь старика лилась из полумрака, и звуки терялись и
исчезали в неосвещенных углах. Эта обстановка и утреннее посещение могилы
Холмса
придавали услышанному материальную значимость и достоверность. Поэтому каждое
слово я слышу и сегодня во всех интонациях старческого
голоса.
- В конце 19... года я на несколько месяцев был вынужден оставить Лондон для
разрешения дела о наследстве. Шерлок Холмс находился в это время в зените
славы.
После ликвидации банды Мариарти он раскрыл еще ряд преступлений, затем
обнаружил
не сколько тяжелых судебных ошибок, что всегда давало
ему особое удовлетворение. Ибо ничем он не гордился больше, чем спасением
невинного от незаслуженных страданий. Однако перед моим отъездом никаких
серьезных дел у Холмса не было. Выдалось "окно", и он решил посвятить свое
время
теоретической криминалистике. В это время в Лондоне широко распространилась
мода
на русские papirosa с длинным мундштуком. Как известно, при курении этот
мундштук сминают. Холмс задался целью исследовать связь между характером смятая
и обликом курильщика. Размер вмятины, говорил Холмс, связан с размером пальцев
и
телосложением человека. Изжеванный мундштук красноречиво свидетельствует о
психическом состоянии курившего и т. д.
Признаюсь, я скептически относился к новому увлечению старого друга, но, помня,
сколь часто мой скептицизм бывал беспощадно посрамлен, старался ! его не
выказывать. Холмс все дни либо бродил по Лондону, подбирая на улицах окурки,
либо сидел на Бейкер-стрит, исследуя их под микроскопом. Вся квартира , была
буквально завалена окурками, производившими чудовищное зловоние и вызывавшими
молчаливое не удовольствие нашей милой квартирной хозяйки. Hо Холмс был так
увлечен своими занятиями, в результате которых должна была появиться солидная
монография об окурках, что ничего не замечал, подобно тому, как врач, открывший
новое средство лечения проказы, вряд ли замечает зловоние и ужасный вид своих
пациентов. Так что уезжал я будучи совершенно уверенным, что занятий с окурками
Холмсу хватит на несколько лет - он делал все основательно. Hо когда я вернулся
на Бейкер-стрит, то обнаружил полную перемену декораций.
Исчезли окурки и микроскопы, а вся комната Холмса была завалена... цифрами. Hа
столе, на диване и креслах, на окнах и шкафах - всюду лежали листы бумаги с
цифрами, цифрами, цифрами... Любопытство мое было раззадорено, но я не
выказывал
его, зная по опыту, что Холмс сам все расскажет, когда станет невмоготу хранить
тайну. Собеседник ему был необходим, как философу оппонент. Так и случилось.
Через несколько дней, при моем очередном посещении, он оторвался от своих
расчетов, закрыл окна, задернул занавески и, усевшись в кресло, начал так:
- Дорогой Ватсон. Чувствую, вы сгораете от любопытства. Я вам сейчас кое-что
расскажу, но предупреждаю, что дело это сверхсекретное. Помните ли вы еще