"Владимир Юровицкий. Анна Григорьевна (драма в 9 картинах с прологом и эпилогом)" - читать интересную книгу автора

Варвара Евлампиевна. Все это так скучно, Нета. Муж у меня под каблуком и пикнуть
не смеет, не то что равенства требовать. Помнишь, какими мы глупыми были
девчонками. Эти ужасные очки, фантазии о равенстве полов... Глупыми мы были
ужасно. Да никакого равенства и быть не может, я твердо поняла, мужчины еще не
доросли до него... А как ты? Что это ты в таком ужасном наряде и прическа... Ты
ведь просто старишь себя, ведь ты еще любому мужчине страсть внушить можешь.
Анна Григорьевна. Ты посмеешься, но я специально одеваюсь так, чтоб постарше
выглядеть, чтоб Федору не было неудобно.
Варвара Евлампиевна. Чуткость в тебе была всегда. За то и любила.
Анна Григорьевна. Он у меня ужасно ревнив, прямо мавр, чистый африканец. Как
пойдем в какое-нибудь собрание - уж вижу - страдает, мучается, если заметит
возле меня какого молодого человека. Да что там молодого, он, кажется, меня к
шкафу готов ревновать.
Варвара Евлампиевна. А горло что замотано?
Анна Григорьевна. Да это так, пустяки, царапина, в общем, тоже след его
ревности.
Варвара Евлампиевна. Да ты расскажи. Не бойся. Варвара не побежит трепать имя
твоего мужа по свету.
Анна Григорьевна. Сама виновата. Прочитал он однажды рукопись какого-то глупого
романа, да и принес его домой. Я взяла почитать, а там приведено анонимное
письмо к герою, что жена ему, мол, изменяет, и пусть он проверит, чей портрет
она хранит в медальоне. Смешно мне стало, и решила я подшутить. Переписала
подчистую это письмо чуть измененным почерком и подкинула в кабинет. Думаю,
догадается, ведь только что читал. Вдруг зовет в кабинет, а сам туча тучей. Как
крикнет - покажи медальон, да подскакивает ко мне и срывает вместе с цепочкой,
даже шею до крови поранил. Тут уж я ему объяснила, так он умолял. Не шути, Аня,
с этим, ты знаешь, я сам не свой становлюсь и за себя не отвечаю.
Варвара Евлампиевна. Мой тоже ревнует. Но я и вида ему подавать не дозволяю. Все
они одинаковы. Глупы и скучны, так наперед и знаешь все их слова. И все их
оригинальные мысли и великие дела - всего перья, которыми они расцвечивают себя
перед нашей сестрой. Я их насквозь вижу... Скажи, счастлива, не сожалеешь, что
молодость сгубила?
Анна Григорьевна. Трудно так вот ответить... Но если бы пришлось выбирать из
всех людей - его бы выбрала, Он у меня очень добрый, внимательный, заботливый.
Ревнив, правда. Но ведь это от любви. Это не обидно.
Варвара Евлампиевна. А где он сейчас?
Анна Григорьевна. В Москве, на открытии памятника Пушкину. Задерживается, и я
беспокоюсь, не начались бы у него приступы падучей от волнений. Здесь-то я его
оберегаю от неприятных людей, которые могут его взволновать, а как там?
Варвара Евлампиевна. Не поймешь, кто ты есть. Жена, мать, нянька, сестра
милосердия, издательница - я уж слышала про твою книгоиздательскую
деятельность... Может ты и дура, как была в молодости, а может, наоборот, всех
умней. По крайней мере, вижу, что тебе не скучно, А это великое дело. Вокруг
меня крутятся толпы блестящих молодых людей, за один мой взгляд готовых
броситься в реку, а мне скучно. Понимаешь, скучно и не знаю, что поделать, Я уж
за себя стала бояться, как бы не выкинуть какую-нибудь штуку...
Входит Федор Михайлович во главе большой группы людей. Анна Григорьевна
бросается навстречу, целуются. После этого кружок собирается вокруг писателя, он
залезает на стул и начинает витийствовать с некоторым даже мальчишеским
тщеславием, но с большой горячностью и сбивчиво.