"Константин Дмитриевич Ушинский. Гадюка " - читать интересную книгу автора

Константин Дмитриевич Ушинский

Гадюка


---------------------------------------------------------------------
Хрестоматия по детской литературе: Учебное пособие для дошкольных
педагогических училищ / Составители М.К.Боголюбская, А.Л.Табенкина.
Учпедгиз, Москва, 1962.
OCR & SpellCheck: Zmiy ([email protected], http://zmiy.da.ru), 31.03.2004
---------------------------------------------------------------------


Вокруг нашего хутора, по оврагам и мокрым местам, водилось немало змей.
Я не говорю об ужах: к безвредному ужу у нас так привыкли, что и
змеёй-то его не зовут. У него есть во рту небольшие острые зубы, он ловит
мышей и даже птичек и, пожалуй, может прокусить кожу; но нет яду в этих
зубах, и, укушение ужа совершенно безвредно.
Ужей у нас было множество; особенно в кучах соломы, что лежала около
гумна: как пригреет солнышко, так они и выползут оттуда; шипят, когда
подойдёшь, язык или жало показывают, но ведь не жалом змеи кусают. Даже в
кухне под полом водились ужи, и как станут, бывало, дети, сидя на полу,
молоко хлебать, так уж и выползает и к чашке голову тянет, а дети его ложкой
по лбу.
Но водились у нас и не одни ужи: водилась и ядовитая змея, чёрная,
большая, без тех жёлтых полосок, что видны у ужа около головы. Такую змею
зовут у нас гадюкой. Гадюка нередко кусала скот, и если не успеют, бывало,
позвать с села старого деда Охрима, который знал какое-то лекарство против
укушения ядовитых змей, то скотина непременно падёт - раздует её, бедную,
как гору.
Один мальчик у нас так и умер от гадюки. Укусила она его около самого
плеча, и, прежде чем пришёл Охрим, опухоль перешла с руки на шею и грудь:
дитя стало бредить, метаться и через два дня померло. Я в детстве много
наслушался про гадюк и боялся их страшно, как будто чувствовал, что мне
придётся встретиться с опасной гадиной.
Косили у нас за садом, в сухой балке, где весной всякий год бежит
ручей, а летом только сыровато и растёт высокая густая трава. Всякая
косовица была для меня праздником, особенно как сгребут сено в копны. Тут,
бывало, и станешь бегать по сенокосу и со всего размаху кидаться в копны и
барахтаться в душистом сене, пока не прогонят бабы, чтобы не разбивал копён.
Вот так-то и в этот раз бегал я и кувыркался: баб не было, косари пошли
далеко, и только наша чёрная большая собака Бровко лежала на копне и грызла
кость.
Кувыркнулся я в одну копну, повернулся в ней раза два и вдруг вскочил с
ужасом. Что-то холодное и скользкое махнуло меня по руке. Мысль о гадюке
мелькнула в голове моей - и что же? Огромная гадюка, которую я обеспокоил,
вылезла из сена и, подымаясь на хвост, готова была на меня кинуться.
Вместо того чтобы бежать, я стою как окаменелый, будто гадина
зачаровала меня своими безвековыми, неморгающими глазами. Ещё бы минута - и
я погиб; но Бровко, как стрела, слетел с копны, кинулся на змею, и