"Глеб Иванович Успенский. Письма из Сербии" - читать интересную книгу автора

которая ко всякому встречному обращалась с просьбой дать ему хотя один
динар.
- Обещали мне выдать по приезде, а ничего нет! Думал послать жене, а
теперь вот хоть самому умирать. Ну уж будет нашему брату, что вспомнить!
Кабы знато да ведано.
Он, конечно, получит то, что ему следует (все получили!), но покуда это
случится, покуда он случайно наткнется на человека, который получал сам и
знает, как это делается, он в отчаянии, в негодовании, он ропщет и
бранится и увеличивает собой толпу людей, точно так же ропщущих,
недовольных, которые, запутавшись в этой бестолковщине, с тоски и с горя
пьют, а в пьяном виде, с тоски и горя, делают бог знает что. Но это еще не
все.
К числу элементов, портивших кровь и дух русского добровольца на чужой
стороне, следует отнести также беспорядочность в выдаче обещанных разными
комитетами денег.
Один из добровольцев, например, всю дорогу рассчитывал, что столько-то
рублей он пошлет матери, столько-то оставит себе. По приезде же оказалось,
что из денег, которые он должен получить, ему ровно ничего не следует, или
же причитается такая сумма, которую можно только пропить.
Такие случаи встречались поминутно: "обещали сто рублей, а дали грош" -
фразу эту я слышал очень и очень часто. По-видимому, кто-то что-то такое
обещал; быть может, об этих ста рублях доброволец слышал и не в славянском
комитете, а где-нибудь в кабаке от случайного знакомого, не имеющего о
деле никакого понятия, тем не менее слуху этому человек верил и, может
быть, только веря ему, и пошел в добровольцы; когда же все мечты его
оказались вздором, он, разумеется, не задумываясь, возвестил повсюду, что
его обманули.
Усилению этих финансовых недоразумений много способствовало также и то,
что провинциальные комитеты наделяли отправляемых ими добровольцев
неодинаково: одни давали на руки, положим, по сто рублей, другие - по
тридцати; одни давали на дорогу по рублю, другие - по тридцати копеек.
Почему один получает больше, другой - меньше, хотя и один и другой
одинаково оба отставные солдаты и одинаково служили по 25 лет и теперь
одинаково едут умирать рядовыми, - наш доброволец понять не может, да и не
хочет: "Тут, - думает он, - все равны, отчего же ему больше, а мне
меньше?" Очевидно, кажется ему, что тут какой-то обман или
несправедливость, - и ропщет. Бывает еще и так, что в одном и том же
отряде люди наделены неодинаково: так, я ехал с добровольцами одного
провинциального отряда и слышал жалобы на то, что вот, мол, пятерым выдали
одеяла, а четверым - нет, а купечество, мол, выдало на всех. Такой
беспорядок поселяет личную рознь и неудовольствие даже между людьми одной
и той же партии, и действительно, редко можно встретить такую партию, где
бы добровольцы не препирались всю дорогу друг с другом, именно из-за этих
бесчисленных недоразумений и недосмотров власть имеющих.
И опять-таки это еще не все...
Как видите, читатель, лицам, власть имеющим, было о чем позаботиться и
что делать. Дела много, дела самого настоящего. Если б даже был устранен
весь беспорядок делавшихся здесь дел, то и тогда, и при полном порядке, их
хватило бы на всех по горло. Так вот - нет же! К этому запутанному
положению вещей поминутно присоединялись так называемые на Руси