"Владимир Дмитриевич Успенский. Тайный советник вождя " - читать интересную книгу автора

не было места пошлости и интрижкам. С белым лицом северянки, с глазами
прозрачно-голубыми, она и волосы имела светлые, и одежду предпочитала
светлых тонов. Удивительное ощущение чистоты и прозрачности создавалось
вокруг неё. Я говорю прежде всего о чистоте душевной, совершенно
незамутнённой, может быть, даже несколько наивной. Что-то детское,
трогательное было в восхищении Веры красотой всего сущего, мною, нашим с ней
счастьем. Все просто и понятно было мне, когда находился рядом с ней, легко
различалось дурное и хорошее, важное и случайное. Я не переставал радоваться
ниспосланному мне благу. И живя друг для друга, мы мало внимания обращали на
внешние события, на те страсти, которые кипели тогда во всех слоях общества.
К концу шестнадцатого года обстановка в России обострилась настолько,
что необходимость перемен ощущалась повсюду, даже в спокойном я
благополучном Красноярске. Затянувшаяся война надоела всем. Никто не хотел
рисковать собственной жизнью или жизнью близких людей неизвестно за что. За
Дарданеллы? Не слишком ли дорогая плата? Даже для меня, кадрового военного,
подполковника, получившего специальную подготовку, совершенно неясна была
цель этой громадной войны, превратившейся в бессмысленную бойню, кровавую
мясорубку. Что же говорить о младших офицерах или о солдатской массе, о всем
народе? Боюсь, что ясной цели не видел ни сам Николай II, ни государственные
деятели, его окружавшие. В скорую победу над Германией трудно было поверить;
да и сама победа - какие перемены, какую радость принесёт она, чем окупит
миллионные жертвы?!
Русских офицеров, как и все общество, особенно раздражала и оскорбляла
обстановка, сложившаяся в доме Романовых. Истерическая царица-немка вкупе с
придворными шлюхами без зазрения совести наслаждалась близостью тёмного,
звероподобного мужика Гришки Распутина, выполняя его дурацкие капризы, и в
то же время помыкала безвольным и нерешительным своим супругом. Мерзко это
было до крайности.
Да, перемен ждали все, от самых низов, от рабочих и крестьян, до
генералов и промышленников. Особенно революционно была настроена
интеллигенция. Очень многие люди, и я в том числе, совершенно не знали, не
понимали, на какой новый путь должна повернуться страна, но в необходимости
резкого поворота не сомневались. Царь и его режим утратили авторитет, изжили
себя и теперь были для государства тормозом и помехой.
Вот при такой обстановке, при таком умонастроении общества и появился в
Красноярске политический ссыльный Джугашвили, который давно выступал за
революцию, был дружен с братом казнённого революционера Александра Ульянова,
поднявшего руку на самодержца. Про Джугашвили говорили, что он бывал за
границей, что он один из создателей небольшой, но очень крепкой и
радикальной партии. Ещё до войны, на вечеринке в Петербурге, в
Калашниковской бирже, Джугашвили вёл себя бурно и смело, во весь голос
призывал сбросить царя. Его арестовали и в который уж раз отправили в ссылку
на Енисей, за Полярный круг. Там он и провёл несколько лет, а лишь в декабре
1916 года его мобилизовали в армию и по этапу доставили в Красноярск, в 15-й
Сибирский запасный полк.
Все эти особые обстоятельства просто не могли не привлечь тогда к
Джугашвили внимания публики. Тем более, что имя его было окружено загадочным
романтическим ореолом, который особенно волнует и привлекает молодёжь,
незамужних и вдовых дам средних лет, коих в ту военную пору было множество,
да и просто любопытствующих. А созданию такого ореола, сама того не желая,