"Владимир Дмитриевич Успенский. Тайный советник вождя " - читать интересную книгу автора

шикарном возке за ним приезжала.
Учитывая все эти разносторонние обстоятельства, фельдфебель Охрименко
новобранца не притеснял и службой не обременял. Сперва при ротной канцелярии
держал его, чтобы помогал писарю. Но и тут Джугашвили надежды не оправдал.
Почерк у него был неважный, и казённую бумагу по всем правилам составить не
мог. Какие-то лишние, непонятные и подозрительные словечки проскакивали. К
тому же офицеры в канцелярию наведывались, а там этот страхолюдный абрек...
Пусть уж лучше подальше от глаз при каптенармусе обретается, сапоги да
портянки, котелки да ложки считает.
Так рассказывал о взаимоотношениях фельдфебеля и необычного солдата
поручик Давнис, временно исполнявший обязанности командира роты. Рассказывал
охотно и весело, особенно смакуя и живописуя находчивость бравого Охрименко,
всякий раз добавляя новые смешные подробности.
Случай сам по себе очень редкий: о каком-то солдате почти каждый вечер
говорили в избранном обществе большого сибирского города. И говорили не
только со смехом.
Теперь самое время объяснить, как в этом городе, в этом обществе
оказались мы с женой. С начала 1916 года я служил в штабе Юго-Западного
фронта, командовать которым назначен был замечательный полководец Брусилов
Алексей Алексеевич. Он хорошо знал меня и весьма благожелательно относился,
видя во мне надёжного сторонника его смелых идей, начинаний. Летом, когда
успешно развивалось наступление наших войск, вошедшее в историю под
названием "Брусиловского прорыва", я был направлен в 8-ю армию генерала
Каледина, действовавшую на главном направлении, стремившуюся отбить у
германцев город Ковель. Мне было предписано наблюдать за действиями больших
сосредоточений нашей артиллерии, предназначенной для прорыва глубокой и
сильно укреплённой обороны противника. В обязанность мою входило также
анализировать взаимодействие артиллерии и пехоты не только при прорыве
укреплённых позиций, но и в глубине вражеской обороны; выяснить способность
артиллерии разных калибров сопровождать пехоту, прокладывая ей путь огнём на
промежуточных и отсечных позициях неприятеля.
Работа была интересная, мне передавали, что сам Брусилов читает мои
донесения, и это было весьма лестно. Однако, как частенько случается на
войне, дело моё неожиданно прервалось. В конце июня артиллерийский дивизион,
с которым я продвигался, попал в очень трудное положение. Германская пехота
упорно атаковала наши позиции, в некоторых местах совершенно истребив
пехотный заслон. Когда начинался этот бой, меня ранило в ногу, я пролежал в
землянке до той поры, пока стало известно, что все офицеры дивизиона
перебиты, возглавлять отражение неприятеля некому. К счастью, рана была не
очень болезненной, я выбрался из землянки и принял командование.
Атаки мы отразили, но меня контузило и покалечило ещё раз. Взрывной
волной бросило на лафет пушки, ком земли ударил в грудь с такой силой, что я
несколько дней едва дышал, теряя сознание от боли. Опасался, что лёгкие
совершенно отбиты.
Санитарный поезд доставил меня в Омск, в небольшой и очень уютный
госпиталь с хорошими врачами, где здоровье моё быстро пошло на поправку.
Вскоре я с палочкой гулял по двору и чувствовал себя довольно бодро, только
в груди поламывало, особенно когда менялась погода. Доктор предупреждал:
остерегайся туберкулёза.
Там я получил от своей милой жены длинное письмо, в котором тревога и