"Виктор Александрович Устьянцев. Автономное плавание " - читать интересную книгу автора

- Нет, туда я не поеду. - И, помолчав, пояснила: - Ты мне нравишься,
Матвей. Но я слишком привыкла к Ленинграду и не могу менять этот город на ту
дыру, в которую тебя посылают. Не хочу добровольно отказываться от тех
небольших радостей, которые предоставляет судьба. И я слишком люблю жизнь.
- И это ты называешь жизнью?
- Нет уж, пожалуйста, помолчи! - резко оборвала она. - Я знаю, что ты
скажешь. Называй это трусостью, мещанством или как тебе будет угодно. Но
знай, что из Ленинграда я никуда не поеду.
Собственно, он и не настаивал. Ему вдруг припомнились чьи-то стихи, и
он их прочитал:


Не люблю старинные квартиры,
Где облезлый шкаф угрюм и рыж.
Из-за шкафа не увидишь мира
И себя от мира заслонишь.


- А мне не нужно никакого другого мира. Мы живем всего один раз.
- Вот именно.
- Матвей, пойми, я не могу иначе. Можешь ты это понять?
- Я, кажется, давно это понял.
- Ну почему мне так не везет?
Она опять заплакала. Но теперь Матвей уже не жалел ее. Он даже
почувствовал облегчение от того, что уже не жалел ее.
А все-таки обидно, что она не пришла хотя бы проводить.
Вот и свисток. Поезд мягко тронулся. Матвей вскочил на подножку и еще
раз окинул взглядом уплывающий назад перрон. Прощальные взмахи чьих-то рук.
Кто-то бежит за поездом, выкрикивая последние наказы... И может быть,
грустно просто потому, что из этих рук ни одна не машет ему.
Но вот уже позади вокзальный гам и сутолока, мелькают пристанционные
огоньки, паровоз тяжело выдыхает клубы пара, набирая скорость.
Значит, не пришла...
Матвей долго еще стоял в тамбуре, глядя на пробегавшие мимо огни, ни о
чем не думая.
В купе белокурый старший лейтенант укладывал на багажную полку чемодан.
Матвей подождал, пока он спрыгнул с лесенки и убрал ее.
- Добрый вечер! - Матвей вошел в купе и, увидев, что там еще один
военный, сразу представился:
- Лейтенант Стрешнев.
Белокурый старший лейтенант протянул руку:
- Алексей Курбатов. А это благоверная моя, - он указал на сидевшую у
окна женщину с широким румяным лицом и добродушными, удивительно чистыми
голубыми глазами. Она с неожиданной для ее полноватой фигуры легкостью
поднялась навстречу Матвею и тоже протянула мягкую теплую руку:
- Сима. А мы уже боялись, что вы отстали.
- Нет, я стоял в тамбуре.
- И, тяжкой думой омраченный, взирал на величавый град? - спросил
Курбатов. Он, видимо, любил выражаться высокопарно. - Однако долог путь, а
мы грешны. Симочка, воздвинь-ка нам трапезу.