"Николай Вагнер. Ночные смены (Роман) " - читать интересную книгу автора

всегда, скорость включил предельную, а не учел, что фреза - не первой
свежести, и режет она не алюминий, а электрон. Вот и вспыхнула ослепительным
пламенем стружка позади станка. Вот и закричал Иван Гаврилович: "Песком ее,
песком, не то цех опалишь!"
Урок этот Алексей усвоил крепко - нельзя гнать станок, если фреза
тупая: от сильного трения стружка обязательно воспламенится, таковы свойства
сплава, который именуется электроном. С тех пор на участок носков Алексей не
заходил. Алюминиевые детали ему казались надежнее - гони станок как хочешь,
лишь бы не забивалась фреза. Гони, да помни о точности - теперь вот вообще
без станка остался. И как хорошо, что пришел Иван Гаврилович! При встрече с
ним сразу становилось легче. Не успеет он произнести слово, а кажется, что
уже говорит самое в этот момент нужное, понимает и чувствует твое
настроение, видит тебя насквозь.
Еще и приветствия своего не сказал Иван Гаврилович, взял только кремень
из рук и кудельку, распушил ее конец, чиркнул раза два, поймал искру на
фитиль, помотал им туда-сюда, а показалось, что давно уже разговаривает с
ним, Алексеем, - и о здоровье спросил, и о работе, какой занят, - а ведь
только теперь услышал его:
- Привет и почтение Алексею Андреевичу! Прикуривай, рабочий класс! - И,
приметив, как Алексей, неловко причмокивая, раскуривает самокрутку,
добавил: - Приобщился все же к этому... как его лучше обозвать? Одного не
учел - начало в курении - самый печальный момент. Попробуй-ка потом бросить,
этак лет через двадцать пять - тридцать. На карачках будешь ползать от
разных хворостей, а соску изо рта выбросить не сможешь.
- Я так, Иван Гаврилович, дым пускаю...
- Все начинали с этого. Думаешь, если без затяжки, не приучишься? Еще
как! Ты не затягиваешься, а во рту-то - клеточки, капиллярчики. Они свое
делают, никотин впитывают. Вот и привыкает человек. Может, оправдываешь себя
тем, что переплет у тебя неприятный получился?..
Все верно говорил Иван Гаврилович. И не ради того, чтобы хоть
что-нибудь сказать. Нет, так уж он был устроен, что ощущал постоянную
потребность помочь человеку, отозваться, принять участие. И Алексею вдруг
стало стыдно за свою слабость, за то, что Иван Гаврилович, переживший гибель
сына, нашел силы вернуться в цех и вот теперь пытается утешить своего
бывшего ученика.
- Уж не из-за брака ли этого начал табачком баловаться? Слыхал я о
твоей неприятности. Но и другое слыхал... - Он взглянул искоса на Алексея. -
Сегодня ночью консилиум был. Начальник ОТК завода, главный технолог, Хлынов,
Грачев - наш партийный секретарь, ну и я как председатель цехкома возле
твоих деталей кудесничали. И знаешь, какое решение приняли? Нашли
возможность исправить детали и разбраковать. Да не смотри ты на меня, как на
Христа-спасителя. Хочешь убедиться - беги на участок, там Чуднов твои детали
доводит. К утру, глядишь, все до единой сдадут на поток.
Иван Гаврилович хотел сказать еще какие-то успокаивающие слова, но
Алексей не стал его слушать, бросил окурок и, сжав обеими руками локоть
Соснина, помчался в цех.
Возле своего станка он увидел бригадира Чуднова. Тот сгорбился около
шкалы, вглядываясь спокойными черными глазами в крохотные деления,
подкручивая рукоятью штурвал стола. Чуднов сразу заметил Алексея, не
отрываясь от работы, кивнул ему и осторожно прошел фрезой по детали.