"Братья Вайнеры. Карский рейд " - читать интересную книгу автора

всеобщего разрушения и гибели: командующему победоносной армией ни при каких
обстоятельствах не мог бы докладывать офицер с заложенным носом.
- ...Нарушена связь... последние донесения недостоверны... части вышли
из повиновения... - загугнил, забулькал штабист.
- Но где дислоцированы части, которые не вышли из повиновения и с
которыми не нарушена связь? - зло выкриккул главнокомандующий.
Начальник штаба генерал Марушевский горестно вздохнул, отодвинул
насморочного дежурного, сипло сказал:
- Господин командующий, фронта больше не существует. Сегодня утром
красные оседлали железную дорогу на Котлас, захватили Емец и Обозерскую,
отрезали нас от броневых сил и стремительно катятся на Архангельск. На их
сторону перешел Архангелогородский полк, гаубичный дивизион, пулеметные роты
"люис- ганов"...
- Вы хотите сказать, Виктор Васильевич, что у нас больше нет связи с
войсками и вы не представляете, что происходит на фронте? - сердито поджал
губы Миллер.
Вынырнувший из- за плеча Марушевского начальник контрразведки Чаплицкий
неприятно засмеялся:
- Генерал Марушевский хочет сказать, что нет фронта...
У Чаплицкого были горячечные глаза фанатика. Или человека, не
пренебрегающего кокаином. Или не остывшего после свалки драчуна. Неприятный
субъект. У него на лице всегда написано желание сказать дерзость. Или
подпустить шпильку. И лучше всего было бы сейчас прикрикнуть на него,
одернуть, поставить на место.
Но состояние бессилия, наваждения, долгого кошмарного сна, лихорадки не
покидало, сковывало волю нерешительностью, а тело немощью.
Рассеянно пощипывая бородку, Миллер прислушивался к стрекочущей в виске
головной боли, пронзительно- злому и надоедливому сверчку, перфорацией
высекающему дыры пустоты и забвения в мятой поверхности перепуганных и
смятенных мыслей.
Наваждение, обман чувств, мираж. Удивительно долгий, неимоверный сон.
Не могла так быстро, так внезапно, так необъяснимо свернуться, истлеть,
растаять вчера еще огромная империя. Свестись к задымленному, прокуренному,
оторванному от всего мира уголку гостиной Архангельского коммерческого
клуба, где доживает последние часы его ставка - резиденция
главнокомандующего и генерал- губернатора Северного края.
Он смотрел в яростные сумасшедшие глаза Чаплицкого, и в его душе
поднималась вялая ненависть. Но звонко тарахтящая боль в виске сразу смиряла
ее, и он вновь погружался в зыбкую сумерь нерешительности, боязни,
мистической надежды на какое- то чудо.
- Что же делать? - неожиданно для себя сказал он вслух. Громко.
И в этом крике души - сигнале полной потери воли, признании в своем
бессилии и непонимании происходящего - было такое предречение гибели,
распыла, исчезновения, что смолкла на миг обычная штабная суета. Даже
телеграфный аппарат Бодо остановил свой беспрерывный щелк и неутомимое
кружение бумажных лент.
И электрический ток ослаб в лампах - будто сигнала ждал. Померк,
пожелтел свет, яичным болтуном тревожно сгустился в прозрачных колбочках,
накалил в них докрасна проводки и - погас совсем.
Забегали, зашаркали адъютанты, упал в темноте стул, кто- то зашибся и