"Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере." - читать интересную книгу автора (Прасол Александр)

Глава 13 ЛЮДИ СРЕДИ ЛЮДЕЙ

СИЛЫ НЕБЕСНЫЕ, СИЛЫ ЗЕМНЫЕ

В странах христианской морали высшие силы легко и привычно «простирают руки свои в дела человеческие». Собственно, в этом и усматривалось всегда их основное предназначение: там, где людям трудно самим разобраться, на помощь приходит Всевышний. Он и от соблазна убережёт, и в трудную минуту поможет, и грех простит. За многовековую историю христианство составило длинный перечень человеческих грехов, коим нужно противостоять. Однако и механизм их прощения тоже выработало. Исповедь, раскаяние, молитва — и грех как бы в прошлом. Важно, что прошение можно получить без лишней огласки (тайна исповеди) и без обращения непосредственно к тому, перед кем провинился. Главное — перед Всевышним душу очистить. В христианстве высшая сила выступает в роли посредника, мудрого и в человеческих делах нейтрального.

Традиция эта настолько укоренилась в нашем сознании, что и сегодня, в век эффективности и рационализма, люди в критические моменты обращаются к Отцу-спасителю, Деве Марии или Иисусу Христу. «Побожись», «богом клянусь», «во имя Всевышнего», «ради бога» и т. п. — все эти выражения исправно фигурируют в бытовой речи, к их помощи прибегают даже закоренелые атеисты. В знак искренности верующие в России веками целовали крест, а в протестантских странах клялись на Библии. Когда требуется абсолютная честность или абсолютное доверие, любой христианин призывает на помощь высшие силы. Он также уверен, что браки заключаются на небесах, полому освящать их положено высшей духовной инстанции — церкви. В России Православная церковь ограничивала число браков даже для самодержцев, которые, кроме Бога, никого и ничего не боялись.

В Японии всего этого не было. Главным критерием человеческих поступков в течение веков оставалось мнение окружающих людей, а публичный позор, т. е. осуждение тех же людей — самым страшным наказанием. В самурайских заповедях говорится о человеке по имени Мороока Хикоэмон, которому предложили поклясться перед богами в верности своему слову. «Слово самурая твёрже металла. Поскольку я запечатлел это слово в себе, при чём тут боги и Будды?» — ответил тот (Хагакурэ, 2000: 100). Его ответ сочли правильным и сохранили для потомков.

Браки в Японии тоже испокон веков готовились и заключались исключительно на твёрдой земной поверхности. Договоренность родителей с обеих сторон, несколько встреч жениха с невестой, затем формальная процедура в присутствии свидетелей, таких же простых смертных, — и «таинство брака» свершилось. Одни люди объявляли других людей мужем и женой, и брак был заключён. Как в советском загсе, с той лишь разницей, что японцы авторитет государства на помощь не призывали, местными силами обходились. И держался такой брак, между прочим, дольше, чем в большинстве других стран. С разводом было ещё проще: объявил муж жену недействительной, написал в управу заявление, и все дела. В общем, ни в какие серьёзные человеческие затеи японцы старались высшие силы не вмешивать, больше на свои рассчитывали.

Религиозный фанатизм тоже не пользовался особой популярностью. На костёр за религиозную идею или против неё сами не шли и других не посылали. Борьба между буддийскими сектами велась жестокая, но как-то всё это по-человечески, в русле светских земных дел. Например, буддийская секта Нитирэн, одна из самых изолированных, запрещала своим апологетам подавать и принимать пожертвования от идейных противников. Правда, в конце XVI и начале XVII века в Японии жестоко преследовали христиан, своих и чужих, пытали и жгли на кострах безжалостно. Но эти средневековые жестокости начались после того, как в христианах усмотрели угрозу местной власти и безопасности страны. Действительной или мнимой была та угроза, сейчас не так важно. Важно, что против самого учения никто вроде не возражал, испугались захвата страны европейцами, и казнили не просто верующих, а пятую колонну. То есть в основе репрессий опять же лежали сугубо земные, человеческие дела. В Европе с её инквизицией, как мы знаем, всё было по-другому.

Классический вопрос «что такое хорошо и что такое плохо» тоже решался японцами по-своему и довольно просто. Хорошо всё то, что одобряют окружающие тебя люди. Плохо то, что они осуждают. И если человек оступался и совершал ошибку, то точно знал: надо публично каяться и просить прощения. Факт публичного признания своей вины имел первостепенное значение. Не менее важно было получить прощение того, перед кем провинился. Только в этом случае можно было рассчитывать на снисхождение.

В средневековой Японии один человек мало что значил, всё решала семья и община. Поэтому неудивительно, что в критических ситуациях прибегали к силе и авторитету группы. Провинность и угроза наказания входили в число таких ситуаций. Покаянные письма писались по установленным образцам. И хотя индивидуальность автора просматривалась в них не всегда, ключевые фразы о признании своей вины и просьба о прощении прописывались ясно и однозначно.

Ещё одна деталь: виновный никогда не подписывал таких писем в одиночку, к его признанию или прошению присоединялись многие. В первую очередь, все близкие и дальние родственники. Далее, в зависимости от случая: старший или все члены пятидворки, сельский староста, гарант-посредник (любой авторитетный член общины), буддийские священники и другие члены местного сообщества.

К пострадавшей стороне обращались тоже во множественном числе. Даже если ущерб был нанесён одному конкретному человеку, просили прощения у всего сообщества, к которому он принадлежал. Это могла быть местная профессиональная гильдия, жители соседней деревни, состав постоялого двора и т. д. Чтобы показать это, письмо начинали со специальных обращений, например, «вся ваша семья» (синруйтю). Высшие силы к решению мирских дел не привлекали, поэтому старались брать числом. Исходили из простой житейской логики: покаяние группы весомее, чем раскаяние одного. На Украине в своё время подметили, что «вместе и батьку легче бить», а японцам больше нравилось коллективно извиняться.

Официальное извинение и вручение пострадавшему денежной компенсации.

Таким образом, письменное покаяние с давних времен рассматривалось не как душевный порыв, а как инструмент для решения конфликта. И даже как элемент судопроизводства. В 1720 году правительство издало указ, запрещавший верховному суду принимать от участников разбирательств письменные покаяния. Аргументация была такая: судить надо по сути и по справедливости, не принимая во внимания личных признаний и извинений. Если таковые и будут подаваться суду, то их следует игнорировать. Из этого следует, что до указа такие признания судом принимались и влияли на решения. Сразу было ясно, что сторона, написавшая покаянное письмо, виновна. В течение многих веков японцы «извинялись и просили прощения не у господа бога, а у светской власти. lt;…gt; Однако гораздо чаще, чем перед властью, простые люди извинялись и просили прощения у односельчан и соседей, с которыми жили бок о бок» (Хирота, 132).

В своей книге «Не извиняющиеся американцы и извиняющиеся японцы» Т. Такаги пишет о том, что в быту «японцы раздают окружающим извинения направо и налево. Чуть что, сразу «извините» и «простите». Эти слова произносят почти автоматически, не задумываясь. Они чрезвычайно важны для поддержания человеческих отношений, они снимают напряжение» (Такаги, 32). При этом японский автор поражается умению американцев уходить от извинений даже тогда, когда их ошибка очевидна и никем не отрицается. Признав её фактически и исправив, они, тем не менее, стараются избежать формальных извинений. На этот счёт в книге приводится множество примеров.

Возможно, объяснение этого феномена тоже имеет отношение к христианской морали. В формальной этике многих народов публичное признание своей вины и просьба о прощении если и не граничат, то, во всяком случае, находятся где-то рядом с личным унижением. Недаром во многих конфликтах победитель, желая унизить противника, заставляет его публично каяться и просить прощения. Не поэтому ли бывает проще признать свою вину перед Всевышним и тайно замолить грех, чем при всех попросить прощения у другого человека?

В русской традиции тоже есть любопытный момент. В целом русские, как и американцы, не любят извиняться и просить прощения, делают это редко и неохотно. Нам бывает проще исправить ошибку, чем признать её. По православному календарю, в конце Масленицы на Руси испокон веков отмечали Прощёное воскресенье. В этот день все, кто обидел кого-то, просили друг у друга прощения. По ритуалу следовало отвечать: «Бог простит». Аксиома христианского менталитета: «Кто я такой, чтобы тебя прощать? Есть всемогущий Бог, он всё видит и знает, вот он тебя и простит». Или немного иначе: «Я-то прощу, главное — чтобы Бог простил». Получается, что в христианской морали божье прощение стоит выше человеческого. Недаром в Прощёное воскресенье на церковной литургии зачитывается та часть из Нагорной проповеди, где говорится о прощении обид нашим ближним, без чего мы не можем получить прошения грехов от Отца Небесного. Значит, всё правильно: только простив своих ближних, мы можем рассчитывать на прощение Всевышнего, в нём главный смысл.

Если в прежние времена японцы так обходились с неумышленными ошибками, то про более серьёзные веши и говорить нечего. Жестокость наказаний, групповая ответственность и взаимный контроль, при котором «вся нация смотрит за собой в сотни тысяч глаз» (Зибольд), в течение веков осуществляли социальный отбор в пользу честных и законопослушных. В XVIII веке иностранные наблюдатели сообщали: «Японские законы кровожадны; они почти не знают разных степеней вины… Правосудие оказывается всякому без различия званий и состояний. lt;…gt; Преступник не может найти убежища или пристанища в целой империи, и во всем мире нет страны, где кражи случались бы так редко; в Японии можно спать с открытыми дверями и не бояться воров. Но надобно признаться, что эта безопасность покупается слишком дорогой ценой» (Зибольд и др., 342).

Действительно, в эпоху Токугава правители преуспели в борьбе с такими пороками, как враньё и воровство. Результаты сказываются и в современном японском обществе, они видны невооружённым глазом. Удивлённые иностранцы то и дело сообщают о возвращённых им в Японии ценных вещах, потерянных кошельках с нетронутыми деньгами и прочих чудесах. Да и автору этих строк приходилось оказываться в подобных ситуациях. Они неизменно вызывают уважение к нации, в массе своей незнакомой с христианством и его заповедью «не укради», но строго её соблюдающей.