"Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере." - читать интересную книгу автора (Прасол Александр)

Глава 17 ВОКРУГ ТЕЛА

ДИНАМИКА — ОСОБЕННОСТИ ЯПОНСКИХ ДВИЖЕНИЙ

Отличный от европейского климат, рацион питания и образ жизни веками формировали у японцев особенности телосложения и характер движений. В этой области ещё много неизученного, поэтому попробуем разобраться только с тем, что лежит на поверхности.

Любой, кто наблюдал японцев в повседневной жизни, не может не заметить некоторых особенностей их движений. Первое, что бросается в глаза, это точность и скорость движений рук. Японцы мало жестикулируют. Обусловленная требованиями этикета пониженная речевая экспрессия делает жесты лишними. Руки служат японцам только рабочим инструментом, и они умело используют их по назначению.

В начальной школе учеников учат красиво и аккуратно резать ножницами бумагу, затачивать графитовые карандаши, которыми они постоянно пользуются на уроках. Этому уделяют много времени и внимания. Получившее признание во многих странах искусство складывания фигур из разноцветной бумаги (оригами)тоже требует большой точности движений. У японских детей множество игр и забав, связанных с движениями пальцев или кистей рук (кэндама, отэдама, сасэбогома). Большинство студентов и школьников, решая задачу или думая о чём-то, имеют привычку автоматически прокручивать карандаш или авторучку через внешнюю сторону пальцев. Этого движения, требующего сноровки и точности, в других странах мне не доводилось видеть.

Известно, что умение упаковать вещь возведено в Японии в ранг искусства. Оно восходит к навыкам использования фуросики, декоративного шёлкового платка, в который японцы с незапамятных времен умели заворачивать самые разные по форме предметы. Такая «переноска» была удобной и эстетичной, но требовала немалой сноровки в обращении. Подвижность пальцев нужна была и при работе на счётах соробан, и при завязывании пояса (оби) на женском кимоно. Массовое увлечение игровыми автоматами патинко тоже развивает чувствительность пальцев к микроусилиям.

Выполняя некоторые возвратно-поступательные движения, японцы распределяют усилия не так, как европейцы. Например, при работе одноручной ножовкой или рубанком японский плотник прикладывает усилие, направляя инструмент к себе, тогда как его европейский коллега — от себя. То же с открыванием двери. Японцам привычнее открывать её на себя, а представителям западной культуры — от себя. Со спичками и карандашами всё наоборот. Когда спички были в ходу, японцы зажигали их движением от себя, таким же образом затачивали карандаши. Кстати, и в России так делают. Во многих европейских странах, а также в Австралии и Канаде, эти движения имеют противоположную направленность. Гребя на лодке, европеец чередует возвратно-поступательные движения, но силу прикладывает тогда, когда тянет вёсла на себя. Гребля на японской плоскодонной лодке тэммасэн требует круговых движений единственным веслом, при этом усилия гребца прикладываются в обоих направлениях.


Японская лодка тэммосэн.

Есть некоторое своеобразие и в распределении нагрузки между нижней и верхней частью тела. Нижняя часть служит японцам почти исключительно для опоры и поддержания равновесия. Первые уроки в школах восточных единоборств, боевых искусств, борьбы сумои пр. начинаются с базовой стойки (камаэ) — исходной позиции, из которой удобнее всего начинать любое движение и в которую нужно возвращаться после каждого приёма. Она обеспечивается положением ног и таза. Правильная хрестоматийная стойка свидетельствует о психологической готовности к началу схватки, в которой главным условием победы всегда считалась сила духа. Как гласит японская пословица, «пред силой духа ничто не устоит» (сэйсин итто нанигото ка нарадзаран).

Для японцев культ движения сосредоточен в быстроте, точности и аккуратности. При этом идеальные движения должны быть автоматизированы, повторяемы, иметь небольшую амплитуду. В соответствии с классическим представлением о том, что процесс совершенствования в любом деле представляет собой Путь, его длительному постижению уделяется главное внимание. Поэтому процесс шлифовки мастерства у японских спортсменов, исполнителей и мастеровых людей нередко превращается в самоцель и бывает едва ли не важнее самого результата. Считается, что подлинный мастер своего дела имеет право пользоваться специальными приёмами только в том случае, если довёл их до абсолютного совершенства, несоблюдение этого требования свидетельствует о его духовной незрелости (Канаяма, 180).


Плотник и его инструмент.

В японской культуре физическая сила и диапазон движений не имеют решающего значения, как, например, в русской. Древнерусский богатырь «правой рукой махнет — улица, левой — переулочек», «левой рукой коня ведёт, а правой дубья рвёт» — это сила. «Размахнись рука, раззудись плечо» — это амплитуда. Японские борцы сумо отличаются огромной физической силой, но даже в этом виде спорта она обязательна, но не решает всех проблем. И притягательность этого зрелища не столько в самой силе, сколько в её сочетании со скоростью, координацией и величественной сдержанностью спортсменов в проявлении эмоций.

Персонажи русских народных сказок для превращения в животных или колдунов сплошь и рядом бьются телами о землю. «Упала лягушка с тарелки, ударилась оземь и превратилась в красавицу». «Буря-богатырь ударился оземь, оборотился соколом и полетел за ней следом». Такое обращение с собственным телом представляется японцам чрезмерно резким и силовым. В японских сказках герои тоже регулярно превращаются во всякую живность, но делают это скромно и по-тихому: то листиком голову прикроют, то пошепчут заклинание, то вообще непонятно что сделают — и готово. Вообще, на Востоке сказочные превращения подаются поизящнее: в китайских сказках персонажи снадобья пьют, во вьетнамских — цветы нюхают, и т. д.


Борьба сумо. Схватка.


Движения японского танца.

Скорость и точность движений (в первую очередь верхней, «инструментальной» части тела) имеет решающее значение и в других национальных видах спорта: дзюдо, стрельба из лука, кэндо. Борьба дзюдо была создана в XIX веке на базе японской техники дзюдзюцу (букв. «мастерство пластики»), зародившейся в XV веке. Её суть в умелом использовании не только собственных телодвижений, но и движений противника, с помощью которых его можно победить, не прикладывая особой силы. Борьба также требует в первую очередь хорошей координации, скорости и точности движений, физическая сила в ней не является решающим фактором.

«Инструментальное» отношение японцев к верхней части тела вообще и к рукам в частности проявляется в быту. По правилам этикета, вставая с татами, японец не должен касаться руками циновки. Подъём осуществляется мышцами нижней части тела. Большинству иностранцев сделать это с первого раза не удаётся. Хотя человек средних физических данных может научиться этому довольно быстро. Японские женщины во время танца двигаются очень медленно, плавно и аккуратно. В танце ценятся та же малая амплитуда, точность и изящество движений. Его основная экспрессия сосредоточена в сдержанных движениях рук, ноги плавно перемещают тело, голова и корпус почти неподвижны.

По наблюдениям японских антропологов, японцы отличаются от европейцев также характером поз и непроизвольных телодвижений, сопровождающих реакцию на внезапную и неминуемую опасность. Юдзи Аида отмечает, что в таких случаях японцы принимают сугубо защитную позу: поворачиваются к опасности спиной, приседают на корточки, опускают голову и прикрывают её руками. Европейцы в аналогичной ситуации поворачиваются к опасности лицом и встречают её стоя, иногда чуть подаваясь навстречу. Если в этот момент рядом со взрослым есть ребёнок, то европеец уберёт его себе за спину, а японец постарается прижать к груди и охватить его контурами своего тела, слившись с ним воедино (Аида, 8).

Если это наблюдение верно, его можно трактовать следующим образом: поворачиваясь навстречу угрозе, европеец уменьшает свои шансы на спасение и одновременно увеличивает шансы ребёнка. Он как бы отделяет ребёнка от себя в опасной ситуации. Японец же принимает более пассивную, защитную позу, отдаваясь угрозе вместе с ребёнком. В этом проявляются некоторые более общие межкультурные различия.

В европейской традиции спасение ребёнка любой ценой является главным приоритетом. Если ситуация безвыходная, то родители, не думая о себе, делают в последнюю секунду всё, чтобы спасти детей. В Японии же превалирует конфуцианский принцип единения родителей с детьми. В Средние века в сочетании с групповой ответственностью он проявлялся в жестоком обычае наказывать всех членов семьи, в том числе и детей, за проступки родителей. Вплоть до смертной казни. Таким образом, если родителям было суждено уйти из жизни, считалось правильным, если дети разделят их участь. Это давало основания европейцам обвинять японцев в жестокости и варварстве. Здесь налицо различия в отношении к семье и судьбе отдельной личности в разных культурах. Групповые самоубийства родителей с детьми (ояко синдзю, икка синдзю) являются отголоском этой традиции.

Принимаемая японцами в момент опасности защитная поза отражает еще один важный аспект японского миропонимания — стремление внутренне адаптироваться, подстроиться к внешней ситуации, а не менять её в свою пользу. С незапамятных времен японцы не стремились бороться с внешним миром и активно изменять его в своих интересах. Они воспринимали его как исходное условие своего физического существования, как данность, к которой следует приспосабливаться без просьб и жалоб. На основе такого отношения в эпоху Мэйдзи в японском обществе получила распространение практическая философия «существования в согласии с реалиями действительности» (гэнсёсоку дзицудзайрон).

Устная японская речь изобилует словами, обозначающими состояния или ощущения человека, которые возникают у него при контактах с внешним миром. Если японца ударить по руке, он почти автоматически скажет итай (больно). Если ему сделать приятный сюрприз, он скажет урэсий (радостно). Если огорчить — куясий (досадно), и т. д. Среди этих полурефлекторных слов-маркеров едва ли не чаще всех употребляются два — абунай (опасно) и ковай (страшно). По субъективному впечатлению, вряд ли где ещё в мире люди так часто и охотно признаются в том, что испытывают страх или чувство опасности, как в Японии.

В давние времена, когда японский народ слагал пословицы и поговорки, в большом ходу было образованное по китайской модели слово кунси. Так называли людей благородного происхождения, достойных, образованных и по-житейски мудрых. В общем, тех, кому можно и должно было подражать. Японский фольклор сохранил немало выражений, приписывающих этим людям всяческие достоинства и добродетели. Осторожность, предусмотрительность, самоконтроль и тому подобные качества занимают в образе кунси далеко не последнее место. В толковом словаре Кодзиэн этим свойствам посвящено больше всего крылатых выражении и пословиц. Кунси ва аяуки ни тикаёрадзу («умный человек к опасности не приблизится»). Кунси ва сантан о саку («умный избегает трёх главных бед» (имеются в виду кисть мудреца, меч самурая и язык адвоката. — А.П.)). Кунси вахитори о цуцусиму («умный осмотрителен даже в одиночестве»). Кунси ва хёхэн су («умный человек меняет точку зрения»). И так далее. Современная японская жизнь дает немало примеров, подтверждающих живучесть этих представлений.

3 мая 2000 года в г. Фукуока в рейсовый автобус ворвался возбуждённый 17-летний школьник с кухонным ножом в руке. Объявив автобус захваченным, а пассажиров заложниками, он велел водителю ехать в Токио. За несколько часов проехали 300 км, по дороге останавливались. Юный террорист нервничал, ранил ножом несколько человек, к счастью, легко. Когда на очередной остановке полиция вступила с ним в переговоры, пассажиры начали выпрыгивать из окон автобуса, некоторые получили при этом травмы. Среди них были мужчины в возрасте от 25 до 40 лет, в том числе довольно крепкого сложения. Они поступили так, как их с детства учили, в соответствии с практической философией гэнсёсокудзицудзайрон, поэтому их никто не осуждал. Японская полиция придерживается того же принципа, поэтому постоянно призывает граждан ни в коем случае не вступать в контакт с подозрительными людьми и не подвергать себя опасности. В острой ситуации рекомендуется немедленно покинуть место действия и сообщить в полицию.

Этот пример — лишь один из многих, иллюстрирующих типичное отношение японцев к внешней опасности. Такие примеры подтверждают правильность наблюдения, сделанного антропологом Юдзи Аида.

По-видимому, это стремление японцев прежде всего попробовать приспособиться к складывающейся ситуации имел в виду хорошо относившийся к ним В. М. Головнин, когда писал: «В японцах… недостаёт только одного качества, включаемого нами в число добродетелей: я разумею то, что мы называем отважностью, смелостью, храбростью, а иногда мужеством». Справедливо приписывая эту черту образу жизни и воспитанию, он добавлял: «о японцах нельзя сказать, чтоб они были от природы трусы» (Головнин, 321).

С замечанием об отсутствии отваги можно согласиться в отношении простолюдинов, но не самураев, следовавших предписанию кодекса чести: «ты должен быть уверен, что если тебя убьют в бою, то твой труп будет обращен лицом к врагу» (Хагакурэ, 146). Отвага, мужество, презрение к опасности и смерти столетиями культивировались в самурайском сословии, составлявшем лишь небольшую прослойку японского общества. Основная же масса населения в лице крестьян, ремесленников и горожан-разночинцев жила совсем другой жизнью, требовавшей от них прежде всего исполнительности и послушания.

У народов, ведущих оседлый образ жизни, есть два вида хозяйственно-экономической деятельности, естественным образом развивающих первопроходческие и воинские навыки — это охота и животноводство. И то и другое требует постоянных передвижений, умения быстро приспосабливаться к новым условиям и бороться с неизбежными, порой внезапными опасностями. Наконец, воевать с соседями за скот и лучшие пастбища. В обозримом историческом прошлом ни охота, ни животноводство не составляли жизнеобеспечивающих видов деятельности японского населения. Природно-климатические условия Японского архипелага быстро выдвинули на первый план рисосеяние и добычу морепродуктов. И то и другое требовало не столько индивидуальной ловкости и отваги, сколько терпения, покладистого характера, трудолюбия и кооперации. Эти качества, необходимые для выживания этноса, и воспитывались в японцах веками путём естественного отбора, став впоследствии доминантными.