"Альберт Валентинов. Призвание" - читать интересную книгу автора

рубашке и зеленом галстуке прикидывал, кого куда посадить.
- Тоже мне музыкальная работенка! - пыхтел Володька, нагрузившись
четырьмя стульями сразу. Он был бледнее обычного и, кажется, чего-то
опасался.
Когда приемная комиссия расселась, шеф первым делом толкнул короткую
речь о перспективах позитроникй в музыкальном деле, причем Машина была
включена и слушала. Честное слово, толковая вышла речь. Что-что, а работать
с первоисточниками шеф умеет, а тут он обобрал всю большую энциклопедию.
Цитаты из классиков и музыкальные термины так и сыпались. Затем шеф отстучал
на кнопках программу - все те же квартет, фугу и концерт для фортепиано, -
перевел регулятор на исполнение и подсел к директору института.
И тут грянул гром. В буквальном смысле. Будто тысяча труб и тромбонов
рявкнули одновременйо. Люстры качались, стекла вибрировали, а из Машины
несся водопад, дикая какофония звуков, от которых темнело в глазах и ныли
зубы. Потом все сразу оборвалось.
- Интересно! - зловеще протянул директор института. - И сколько же
диссертаций вы собираетесь защитить на этом материале?
Шеф растерялся и промолчал. А Володька подошел к Машине.
- Она настраивалась, - протянул он, ласково поглаживая лакированную
панель.
- Да-да, настраивалась, проверяла септаккорды, - совсем не к месту влез
воспрянувший духом шеф.
В Машине что-то прошуршало, и полилась нежная минорная мелодия, скрипки
выплескивались рыданиями, их сдерживали скорбные аккорды меди. А потом
Машина... запела! Это была песня о любви, жестоко разделенной преградой,
более неодолимой, чем бесконечные просторы Вселенной. И столько было в ней
чувства, что кое-кто из женщин украдкой смахнул слезу.
- Интересно, - сказал директор совсем другим тоном. - Вот на этом
материале уже можно кое-что сделать.
Остановись сейчас Машина, все бы, возможно, обошлось.
Уже смягчились лица членов приемной комиссии, уже шеф снова принял свой
всегдашний победоносный вид. Но она вдруг залихватски выкрикнула: "Эх,
пропадать, так с музыкой!" - и ахнула твист. Да какой! Ученые только
укоризненно покачивали головами, стесняясь смотреть на шефа, а ноги их
непроизвольно отстукивали веселую дробь. На щеках шефа пылал яркий спектр,
будто разложенная под призмой радуга, и было ясно, что Володька пропал -
пропал окончательно.
И тут Лена сорвалась с места. Поддернув слишком узкую юбку, она
продемонстрировала отличное знание твиста. Она плясала отчаянно, зло,
выделывая такие фигуры, какие даже на танцплощадке не увидишь. Отводила
огонь на себя. Серьезный научный работник, кандидат, твистующий на
испытаниях, - это, знаете ли, зрелище! Скандал!
Но не таков был Володька, чтобы прятаться за чьей-то спиной. Да и
терять ему уже было нечего. И он рванулся к Лене, танцуя так, будто от этого
зависело что-то очень важное.
Надо было видеть директора института. У него глаза вылезли под самый
пробор. И это зрелище доконало шефа. Не помня себя, он рванул рубильник и
взревел, хватая воздух скрюченными пальцами:
- Вон!.. Оба!.. Вон!.. Увольняю!
...Их обоих выгнали. Володька устроился в Академию космических работ