"Альберт Валентинов. Дуэль нервного века (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

держится управление отраслью? Так ведь додумываются уже.
Вспомни, на последнем партсобрании выступил Куторгин из пла-
ново-производственного управления: зачем вообще нужно минис-
терство с его огромным штатом, если отрасль фактически неуп-
равляема? Каково? Крикун, демагог, и такому предоставили
трибуну...
- Да, но как зал ему аплодировал!
- Вот это и страшно. Сколько у нас еще безответственных
работников, готовых рубить сук, на котором сидят! Не понима-
ющих, что перестройка - это не ломка аппарата. Наоборот, при
перестройке аппарат надо всемерно укреплять, потому что по-
являются новые тенденции, которые необходимо вводить в русло
единой политики. А когда любому развязывают язык... Вот
здесь и нужен человек, который вовремя предупреждает тебя, в
какую сторону понесло Иванова, Петрова, Сидорова, чтобы ты
мог остановить, поправить их, а то и уволить... Да, и на это
придется пойти, не считаясь с рангами. Потому что вся эта
игра в перестройку, в ускорение в конце концов кончится про-
валом, и к нам же прибегут: помогите ввести жизнь в нормаль-
ные рамки. И тогда нам - тебе, мне, другим здравомыслящим
работникам - придется восстанавливать разрушенное. Так вот,
чтобы меньше было разрушений, мне и нужна Лидия. А подобрать
такого человека потяжелее, чем десяток толковых инженеров.
Ну и приходится с ним расплачиваться...
Он говорил доверительно, будто искал моего сочувствия и
не сомневался в нем. Словно я вместе с ним состою в каком-то
тайном обществе, для которого наша справедливость и наши за-
коны не дороже бумаги, на которой написаны, и которое в кон-
це концов повернет эти законы в нужную ему сторону. И, как
всегда, безошибочно выбрал тональность.
- До чего ты докатился! - только и смог сказать я и по-
нял, что проиграл. Понял это и он.

...Страх! С него я начал осмысливать жизнь. Я родился в
пятидесятом и через полгода осиротел. Мои родители, медики,
попали под гребенку "врачей-убийц": наши местные чекисты ре-
шили не отставать в бдительности от московских коллег. Они
арестовали лучших врачей области. Некоторые потом вернулись,
моих родителей и многих других посмертно реабилитировали.
Меня воспитала тетка. В ее доме царили бедность и страх.
Она боялась всего - соседа, с которым двадцать лет здорова-
лась на улице, и незнакомого человека, случайно шедшего за
ней два квартала, боялась громкого смеха и тихого слова.
Особенно она боялась слова. Ее отец и ее муж сгинули в трид-
цать седьмом, и оба - за недостаточно патриотичные выступле-
ния на собраниях: мало восхваляли вождя. С тех пор она почти
не раскрывала рта. Если бы было можно, она бы объяснялась
жестами, как глухонемые. И этот свой страх она передала мне
с первыми каплями молока, которое для меня сцеживали две
сердобольные женщины с нашей улицы.