"Альберт Валентинов. Дуэль нервного века (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу авторадержится управление отраслью? Так ведь додумываются уже.
Вспомни, на последнем партсобрании выступил Куторгин из пла- ново-производственного управления: зачем вообще нужно минис- терство с его огромным штатом, если отрасль фактически неуп- равляема? Каково? Крикун, демагог, и такому предоставили трибуну... - Да, но как зал ему аплодировал! - Вот это и страшно. Сколько у нас еще безответственных работников, готовых рубить сук, на котором сидят! Не понима- ющих, что перестройка - это не ломка аппарата. Наоборот, при перестройке аппарат надо всемерно укреплять, потому что по- являются новые тенденции, которые необходимо вводить в русло единой политики. А когда любому развязывают язык... Вот здесь и нужен человек, который вовремя предупреждает тебя, в какую сторону понесло Иванова, Петрова, Сидорова, чтобы ты мог остановить, поправить их, а то и уволить... Да, и на это придется пойти, не считаясь с рангами. Потому что вся эта игра в перестройку, в ускорение в конце концов кончится про- валом, и к нам же прибегут: помогите ввести жизнь в нормаль- ные рамки. И тогда нам - тебе, мне, другим здравомыслящим работникам - придется восстанавливать разрушенное. Так вот, чтобы меньше было разрушений, мне и нужна Лидия. А подобрать такого человека потяжелее, чем десяток толковых инженеров. Ну и приходится с ним расплачиваться... Он говорил доверительно, будто искал моего сочувствия и тайном обществе, для которого наша справедливость и наши за- коны не дороже бумаги, на которой написаны, и которое в кон- це концов повернет эти законы в нужную ему сторону. И, как всегда, безошибочно выбрал тональность. - До чего ты докатился! - только и смог сказать я и по- нял, что проиграл. Понял это и он. ...Страх! С него я начал осмысливать жизнь. Я родился в пятидесятом и через полгода осиротел. Мои родители, медики, попали под гребенку "врачей-убийц": наши местные чекисты ре- шили не отставать в бдительности от московских коллег. Они арестовали лучших врачей области. Некоторые потом вернулись, моих родителей и многих других посмертно реабилитировали. Меня воспитала тетка. В ее доме царили бедность и страх. Она боялась всего - соседа, с которым двадцать лет здорова- лась на улице, и незнакомого человека, случайно шедшего за ней два квартала, боялась громкого смеха и тихого слова. Особенно она боялась слова. Ее отец и ее муж сгинули в трид- цать седьмом, и оба - за недостаточно патриотичные выступле- ния на собраниях: мало восхваляли вождя. С тех пор она почти не раскрывала рта. Если бы было можно, она бы объяснялась жестами, как глухонемые. И этот свой страх она передала мне с первыми каплями молока, которое для меня сцеживали две сердобольные женщины с нашей улицы. |
|
|