"Человек с Железным оленем" - читать интересную книгу автора (Харитановский Александр Александрович)Горячая земля Весна в Петропавловске-Камчатском небурная: тает медленно; сугробы садятся, садятся, становятся ноздреватыми – и вдруг проглянет земля. Снег начинает отступать в горы, а вдогонку за ним бежит юная зелень. Деревья, особенно березы, еще долго стоят нагие. Но когда настанет пора – конец нюня, зеленый шатер зашумит по сопкам, по разделам, по берегам. И пусть та пора захватит березку со стволом, еще окруженным снегом, все равно такая березка зазеленеет, откликнется на зов поздней, но верной, камчатской весны. Очистилась ото льда Авачинская бухта. Прибыл пароход. Три дня конторы пустовали: все работали грузчиками на пристани. Потом еще два дня толкались на почте: ждали посылок, писем за полгода. Глебу пришел большой ящик в пестрой импортной упаковке… Вечером горожане увидели своего электрика на ярко-красном велосипеде. Он катил по главной улице, сопровождаемый визжащими ребятишками и стаей лающих собак: велосипед-то в Петропавловске первый. Но машина вызвала бы удивление и у знатоков: низкая, у колес дубовые обода со стальной никелированной облицовкой, покрышки наглухо скреплены с камерами. Глебу велосипед прислали по специальной заявке. Он еще зимой обратился с такой просьбой в Камчатский госторг. В заявлении добавил: «…для путешествия вокруг СССР». Тогда на это дополнение как-то не обратили внимания. А теперь в городе гадали, как отнестись к столь сногсшибательной инициативе: вокруг СССР… на велосипеде?.. Сколько раз Глеб слыхал это восклицание. И впервые в 1923 году в Пскове. Тогда он уже работал инструктором-охотоведом в губернском совнархозе. Разъезжал по всей Псковщине, организуя охотничьи артели. Транспорт – лошади, а чаще – на своих двоих. 24 мая 1923 года в Псков заглянул Летучий голландец. Это романтическое имя носил велосипедист Адольф де Грут. Он прибыл из Антверпена, проехав Бельгию, Германию, Скандинавские страны, далее – по берегу Балтийского моря в СССР. «Вот машина, тот самый вездеход, который каждому бы следопыту», – с завистью подумал Глеб. Он смотрел на снимок в газете «Псковский набат». Де Грут, картинно опершись на велосипед и повернув голову в профиль, вглядывался вдаль. Судя по интервью, спортсмея намеревался из России направиться в Персию, затем побывать еще в Африке и вернуться через Пиренейский полуостров во Францию, а затем в Амстердам. Велосипед! Глебу; он с детства казался чем-то волшебным: никель, яркая окраска, педали с металлическими носками для обуви, длинный сверкающий гудок с резиновой грушей, большущий красный насос, фасонные рогульки ручных тормозов. Кожа на седле лакированная, а на педальной оси даже подножка для посадки!.. Но велосипед в реальном училище имелся только у сына директора Поземельного банка Эльберга. Хорош, да не по карману: стоил 300 рублей, ровно в десять раз больше месячной получки отца-дворника. Появление иностранного велосипедиста всколыхнуло мечту детства. Глебу помог случай. Его выдвинули делегатом на Всероссийский съезд охотников, который состоялся в 1923 году в Москве. Там-то и купил машину, в нэпмановской комиссионке. На ободранной раме, на колесах, на сумке – всюду назойливо пестрело название фирмы «Лейтнер». – Отныне другого транспорта не признаю! – заявил Глеб после первой же поездки по охотничьим угодьям. Он исколесил всю губернию. В этих поездках и родилась мысль совершить дальнее путешествие. «Может быть, вокруг света?! А почему бы и нет?» Постепенно вырисовывался маршрут. Старт в Пскове. Затем через всю страну до Камчатки и Чукотки. Прыжок через Берингов пролив. Дальше Северная Америка, Африка, Австралия, Япония. И через Владивосток на Родину. Финиш в Москве. Планом путешествия, напоминавшего по очертаниям виток грандиозной спирали, Травин поделился с товарищами по клубу. Мнения резко разошлись. При всем уважении юных натуралистов к вожаку многие оценили маршрут как фантастический, – в особенности его этапы, проходящие через Камчатский полуостров, Чукотку и Аляску. – Дорог нет, питаться нечем. А холода?! Ведь не Псков, а Арктика. – Здорово раздраконили, – признавался Глеб. – «Не Псков, а Арктика» звучит исключительно сильно. Только зря, друзья, обижаете родной город. Именем какого полярного исследователя назван один из самых северных труднодоступных островов? Фердинанда Врангеля, родившегося и выросшего в Пскове… – Так их, Глеб! – крикнул однокашник по реальному Георгий Плещ. – Пожалуй, и я готов с тобой. Возьмешь?! Это крепкая поддержка. Плещ работал инструктором физкультуры и был хорошим велосипедистом, только что вернулся из велопробега Псков-Харьков. Каждый свободный час теперь уходил на тренировки, на изучение автомотора, электротехники, слесарного дела. Это делалось, во-первых, чтобы не застрять в пути из-за неисправности машины, и, во-вторых, в какой-то степени решало вопрос о средствах. Глебу подвернулась книжица «Без гроша в кармане». В ней давалась подробная консультация, как вести себя путешественнику, если сложилась ситуация, обозначенная в заглавии. Оказывается, надо владеть несколькими ходовыми специальностями. Они верное средство для случайных заработков. Спортсмены знали, что общество охотников не в состоянии выделить значительную сумму для кругосветного путешествия, поэтому совет книги не оставили без внимания. В необжитых местах пищу надеялись добывать охотой. Ежедневные поездки Травина и Плеща не вызывали особого любопытства. Разве что у машинистов паровозов… Глубокой осенью тренировки перенесли на шоссе, проложенное вблизи железнодорожного полотна. Машинисты, заметив полуголых велосипедистов, мчавшихся под дождем, а то и по снегу наперегонки с поездом, выражали изумление продолжительными гудками… Глеб занялся еще изучением эсперанто – искусственного международного языка, созданного поляком Л. Замменгофом. Алфавит латинский, но букв меньше. Запас разговорных слов небольшой, корней что-то около тысячи. Узнать эсперантиста просто: носит зеленую пятиконечную звездочку с надписью: «Эсперанто». Увидишь такую эмблему у кого-нибудь на груди в любой стране – подходи и разговаривай. Язык эсперанто был моден, на нем издавались журналы, печатались даже книги… Вероятно, 1925 год был бы стартовым. Тем более что Высший совет физкультуры разрешил Глебу Травину и Георгию Плещу выехать в путешествие – были изготовлены паспорта-регистраторы и даже визитные карточки, но вышло по-иному. Однажды в клуб пришел работник городского военкомата. Товарищи, у нас есть места на краткосрочные курсы командиров Красной Армии. Сами понимаете, нужны активисты, и физически подготовленные. Давайте кандидатуры. Вся группа, словно сговорившись, обернулась к столу, за которым сидел Глеб. – Травин! Через девять месяцев Глеб уже командовал взводом в 33-м стрелковом полку имени революционера Семена Воскова. Полк был расквартирован в Ленинграде, на Малой Охте. Глеб не отказался от своего плана. Он только изменил его первый этап – решил вначале проехать по границам СССР. Когда пришла пора демобилизоваться, Травин попросился, чтобы дали билет на Камчатку. – Это зачем же? – удивился командир. – Начну оттуда путешествие. Писарь долго консультировался с разными ведомствами, прежде чем высчитал сумму проездных. Камчатка казалась невероятно далекой. – Сорок дней выписал, хватит? – спросил он. Вот так Глеб и оказался в Петропавловске-Камчатском, уговорив с собой еще и группу товарищей по службе. Путешествие вокруг СССР!.. Молодежь города дружно проголосовала «за», рассматривая поход как общественное дело. С сочувствием отнесся к планам Глеба Травина и Прокопий Трифонович, даже предложил ему подняться на Авачинский вулкан. – Для разбега, – заметил он и добавил шутя: – или вы собираетесь по методу «умный в гору не пойдет, умный гору обойдет»? – Я за тех, кто в гору, – в таком же тоне ответил Глеб. Восхождение решили провести в выходной. …Охотничья тропа, по которой альпинисты направились к Авачи, то кружила в зарослях кустарника, то тянулась аллейкой среди залитого светом березняка. Потерявшись в болоте, она вновь выбегала на косогор. Сахарная голова вулкана сверкала совсем рядом, хотя до нее тридцать километров. К подножию подошли к концу дня. Под ногами заскрипела растертая в порошок серая пемза. Голые поля, пересеченные коричневыми полосами вулканических бомб и потоками остывшей лавы, протянулись, куда доставал глаз. Лишь изредка среди царства мертвого камня встречались крошечные рощицы искривленного тальника, островки кедрового стланика. – Вот тут, пожалуй, и разобьем лагерь, – остановился Новограбленов возле одного такого оазиса. Авача в лучах заходящего солнца пылала костром. – Красиво! – загляделся Глеб. – И пока бесполезно, – добавил Новограбленов. – На Камчатке полтораста вулканов, три десятка действующих. Какая колоссальная энергия пропадает! Летом 1923 года я вместе с Владимиром Клавдиевичем Арсеньевым обследовал кратер этой сопки. Он тогда справедливо заметил: «Если бы отвести тепло от нее в Петропавловск, бухту можно согреть. А то прямо здесь, на склоне, перерабатывать в электрическую энергию…» Перед тем я дважды уже бывал на вершине Авачи, но в кратер спускались мы впервые. Это было довольно смелое предприятие, так как вулкан энергично парил и дымил. Извержение произошло через три года. Нынешняя воронка уже мало похожа на прежнюю… – А ведь в самом деле, – помолчав, продолжал Новограбленов, – природа, обидев Камчатку солнцем, словно нарочно наставила эти «печки». Жаль, что все подземное тепло вылетает, так сказать, в трубу. Если использовать калории, которые выделяют наши вулканы и горячие ключи, то на Камчатке можно создать условия не хуже кавказских: построить плавательные бассейны, гигантские теплицы. Тут росли бы и виноград, и бананы, не говоря уже об огурцах и помидорах. Вулканы – это внутреннее солнце полуострова!.. – А Арсеньев зачем сюда приезжал? – спросил Глеб. У него были подряд две камчатские экспедиции: в 1922 году, зимой, он объездил приохотский Север, а летом следующего года исследовал ресурсы Командорских островов. В частности, он очень ратовал за правильный, плановый промысел морских котиков, которых выбивали безжалостно и американцы, и японцы, и русские промышленники. После Командор он побывал в Петропавловске. Вот тогда мы и устроили путешествие в кратер. Чувствовалось, что Новограбленов говорит об Арсеньеве с удовольствием. Увлекшись, он ускорил шаг, так что Глеб, поспевая за ним, чтобы не пропустить рассказа, несколько раз спотыкался о камни. – А познакомился с Владимиром Клавдиевичем я много раньше, еще в 1918 году. Он тогда прибыл на Камчатку из Владивостока во главе экспедиции Переселенческого управления. Сам обследовал всю долину реки Камчатки. Поднялся по ней от низовья до Милькова, а потом перевалил через Ганалы и вернулся в Петропавловск-Камчатский. После путешествия он выступил в Народном доме с докладом по инородческому вопросу. Это была горячая речь в защиту коряков, ительменов, ламутов и других коренных северян. Арсеньев говорил о болезнях, из-за которых вымирают тысячи людей, а на всю Камчатскую губернию, замечу, имелось два врача, о том, что ламутам надо вернуть охотничьи угодья, из которых их вытеснили в места, малопригодные для жизни, мотивируя это заботой о пушном звере. Одна фраза особенно запомнилась: «Нельзя же из-за интересов скотолюбия забывать об интересах человеколюбия». Тут же Арсеньев поставил задачу организации интерната для детей коряков в бухте Корфа… Собрание состоялось 2 октября 1918 года. Оно запечатлелось еще и потому, что я сам председательствовал на нем от краеведческого общества, которое только что организовалось. С тех пор и держу связь с Владимиром Клавдиевичем. Он очень внимательно относится к нуждам нашего музея, всегда дает хорошие советы. Умный и сердечный человек. У меня несколько его книг – прислал на память с дарственными надписями. Особенно приятно было получить первое издание знаменитого «Дерсу Узала»… Тропинка исчезла. Двигались по голому лавовому плато, загроможденному глыбами пористых базальтов. Вверх уходил крутой гребень, упиравшийся в ледник. Ветер нагнал с моря туман, который заползал в ледниковое ущелье длинными рыхлыми губками. К полудню следопыты достигли высоты двух тысяч метров. Теперь Новограбленов ощупывал палкой каждую пядь, осторожно обходил трещины, осыпи. – Часам к пяти будем на вершине, – высказал предположение Глеб. Прокопий Трифонович в ответ показал на клубок туч, который словно раскручивался над Авачей, захватывал разрозненные облачка, становясь с каждым оборотом массивнее. Вскоре пошел снег, поднялся ветер, завьюжило, закрутило… Непогода застала альпинистов всего в пятистах метрах от кратера. Но дальше ни шагу. Даже на четвереньках не удержаться на склоне конуса, крутизна которого более 30 градусов. Решили разбить палатку. Укрепили ее и залегли. …Пронизывающий холод, грохот срывающихся камней и мокрый тяжелый снег. Стены крошечной палатки намокли, обвисли. Под этим «одеялом» дрожали весь вечер. А к полуночи распогодилось, проглянули звезды. Чуть свет продолжили восхождение. Придерживая друг друга, предупреждая об опасностях, альпинисты шаг за шагом приближались к кратеру. Вершину время от времени заволакивали тучи дыма и газа. Иногда газовое облако вырывалось из жерла и подобно лавине скатывалось вниз по склону. Горло, кажется, разрывалось от щиплющей боли. Глеб уткнулся в снег и стал глотать его: так легче. До кромки кратера оставались уже метры. Еще усилие – и перед глазами зияла огромная изрезанная трещинами, выступами чаша. Дно загромождено глыбами. Из-под них били струйки паров, газов. В центре песчаная площадка. Песок удивительный: вся его зыбкая масса жила. На ней, как на манной каше, то и дело вздувались песчаные пузыри. Лопаясь, они рассыпались, выбрасывая газ. И любопытно: то место, где они рождались и исчезали, сразу же покрывалось ярко-желтым пятном серы. Доносился подземный рокочущий гул… – Тот, кто выдумал библейский ад, наверное, побывал здесь, – заметил Новограбленов. – И в то же время все реально. В таких вот геологических муках и рождалась камчатская земля. И всего миллион лет назад, она ведь ровесник человека… Учитель рассказывал, и Глеб мысленно видел, как разверзалось дно океана. По трещинам из глубин земного шара поднялась огненно-жидкая магма. Волны из расплавленных гранитов бешено крутились, встречались, поднимались огненными всплесками. Воздух потрясали взрывы. На десятки километров взлетали грибовидные столбы дыма и паров, а вслед – фонтаны красно-синего пламени. Солнце скрылось, отступил океан. И словно лоснящиеся спины китов, появились на поверхности застывшие базальтовые волны – зыбь подземной бури. Они замерли навсегда ожерельем островов, рифов. Потом, постепенно поднявшись, соединились, образовав два главных камчатских хребта – Срединный и Восточный. Море размыло берега, реки понастроили долины. Зазеленела жизнь!.. И только вечный снег на гребнях, подобный штормовой пене, да скрытое в глубинах биение магматического сердца, да дыхание вулканов напоминают о бурном прошлом камчатской горячей земли. |
|
|