"Константин Ваншенкин. Почта полевая " - читать интересную книгу автора

были в полном порядке, но он уже инстинктивно сторонился патрулей, получал
картину и вез коробки с лентой, похожие на диски для РПД.
И вот однажды, когда он торопливо шел по хмурой мокрой Пятницкой, его
окликнули. Он обернулся и посмотрел на нее, не сразу поняв, кто это. Но это
длилось всего мгновение. Они учились в одном классе, долго, лет, наверное,
семь или восемь, но они принадлежали к разным компаниям, были далеки друг от
друга и с тех пор, как окончили школу, ни разу не виделись. Но теперь они
бросились друг к другу на неуютной утренней улице, расспрашивая, радуясь и
печалясь, - они были почти дороги друг другу. Сейчас оба они торопились, но
было бы нелепо не встретиться снова - может быть, они потом вспомнят о
чем-то очень важном.
- Хочешь, пойдем в театр? - спросила она. - У меня тетя может доставать
билеты.
Он сказал, что хочет.
- Телефон есть у тебя?
Телефона не было, но был адрес. Не адрес подмосковной станции, а номер
полевой почты.
И через несколько дней он получил от нее письмецо с этим номером и
штемпелем на конверте: "проверено военной цензурой". Она сообщала, что
билеты есть, и в очередной его приезд они пошли на концерт мастеров
искусств, а в следующий на "Свадьбу в Малиновке". Тетя доставала билеты
исправно. Раз в неделю он получал письмецо, где сообщалось, что их ожидает.
Ему и в голову не приходило, чтобы она навестила его в части. Для него была
важна М ос кв а.
В антрактах они не прогуливались по фойе, а оставались в зале. Прежде,
в школе, он почти не замечал ее. А теперь смотрел на нее во все глаза, желая
увидеть, что она похорошела, и это ему, кажется, удавалось. Они ни разу не
поцеловались, они, как дети, держались за руки, объединенные прошлым, потом
он вез в мерзлой электричке похожие на диски от РПД коробки с картиной,
потом хромающий механик крутил фильм, а зрители, намаявшись за день, спали.
А время шло быстро. С утра взводы спешили на занятия, бросали болванки,
окапывались, стреляли. Дожди давно кончились, подморозило, лег снежок.
Киномеханик почти перестал прихрамывать.
Подняли их по тревоге. На соседней станции уже стоял в тупике эшелон.
Мигом построили нары в вагонах, деловито погрузились. Даже лампу не забыли в
своей огромной землянке. Вечером, обогнув затемненную Москву, их эшелон уже
вовсю стучал на стыках, с тревожным громом проносился по мостам. Не стояли
ни часу, - видно, позарез оказались нужны фронту, когда столь решительно
двинула их Ставка. Они подоспели вовремя. Ими закрыли брешь, образовавшийся
зазор, но они тогда этого не знали. Они выгрузились в снег и сразу двинулись
полем, а потом лесом в смутно начинающийся день. Лес, где они окопались, был
весь побит, стволы стояли без вершин и без веток.
Десять дней продержались они в этом лесу, под артналетами и бомбежками,
десять суток, где каждые можно было считать не за три, как полагалось при
подсчете выслуги лет, а за год или больше. Многих они оставили в этом лесу.
Потерял Петров и своего киномеханика с Урала. Но выстояли. И вот в первое
утро, когда стало очевидно, что они удержались, в первое тихое утро, кто-то
крикнул:
- Почта! - А потом, среди других фамилий: - Петров!
Он вскрыл письмо с номером полевой почты и штемпелем цензуры на