"Константин Ваншенкин. Шумавские волки " - читать интересную книгу автора

старик приносит всем по рюмке водки-сливовицы, и провозглашается тост в нашу
честь.
Потом они начинают петь. Это старинные, народные песни Шумавы,
объясняет Ян, песни о лесах, о зиме в горах, о верной любви, песни
удивительные и прекрасные, и поют они здорово. Кантор начинает, имитируя
звук охотничьего рога, раздающегося где-то в горах и лесах то ближе, то
дальше, второй лесничий, вступая, ведет самый мотив, самый рассказ, и тогда
Кантор, с безразличным видом, будто это не он, дает фон - голос кукушки.
Мастера!
А за окном уже погасло небо, и окошко зашторено, и, темнея, стоят
хмурые Шумавские леса, и граница рядом.
Приветствуемые всеми, появляются Врбецкие и садятся с краешка.
Кантор запевает озорную песню, где изредка - видимо, для колорита -
встречаются непечатные русские слова, и хотя и Марушке, и жене майора
известно это и они машут на Кантора руками, это известно все же чисто
теоретически, это другой язык, и поэтому песня не коробит их.
- Ох, баловник ты, Кантор, - говорит Николай Иванович.
Старик Коблер приносит черный кофе.
Вдруг мы вздрагиваем - Кантор звонко заводит: "Командир, герой-герой
Чапаев, был всегда он впереди", и второй, плечистый лесничий, который
называется Махалька, мощно подхватывает, и все поддерживают запевалу, и мы,
конечно, тоже, а сидящий напротив пограничник в сером костюме свистит,
заложив четыре пальца в рот. Мне давно уже нравится, как он поет - серьезно,
самозабвенно, в полный голос, как поют и у нас за столом - в праздник, на
свадьбах, целиком отдаваясь песне.

Все ребята едут - веселятся... -

гремит в трактире.
Ян кричит мне в ухо, что у немцев на границе, наверно, объявлена
тревога. Старик Коблер снова приносит пиво и, улыбаясь, слушает песню.
Потом - тоже все - поют "Катюшу". Никто, кроме Яна, здесь не знает
русского, но песни эти поют все - слово в слово. Для одних сидящих за
столом - это песни их юности, для иных - даже детства. Они ворвались в их
жизнь с востока тогда, в сорок пятом, они пришли на броне наших танков, они
запомнились навек в хриплом исполнении ротных запевал.
Старик Коблер снова приносит сливовицу. Закуски никакой - не принято.
Николай Иванович встает и провозглашает тост за хозяев, за нашу следующую
встречу в Москве, за нашу дружбу. Старик Коблер снова приносит кофе.
Ко мне подходит плечистый лесничий Махалька, мы пытаемся объясниться,
ничего не получается, пока не приходит на помощь Ян.
Махалька говорит о лесах, о резонансной древесине (хвойное дерево -
ель? Кедр? Лиственница? Нет, нет, как это по-русски? Пихта? Во-во, пихта!).
Он говорит о том, как он любит лес, нет, нет, Ян, он говорит это не потому,
что выпил. Он говорит, что мечтает поехать в Сибирь, пожить там, посмотреть
это чудо - сибирскую тайгу, но вряд ли пошлют в командировку, он думает
дождаться, пока выйдет на пенсию, и тогда поехать на несколько лет. И я
говорю о сибирской тайге, где я бывал в самой глуши, далеко от дорог, на
вертолете спускался к кромке лесного пожара.
Старик Коблер приносит сливовицу - это от него, он сам желает угостить