"Фред Варгас. Человек наизнанку (Роман) " - читать интересную книгу автора

бросил, но разве это дает ей право годами не давать о себе знать? Конечно,
нет. Камилла всегда была самолюбива и не привыкла ни перед кем отчитываться.
Он как-то виделся с ней, всего один раз, в поезде, но с тех пор прошло лет
пять, не меньше. Они два часа занимались любовью, а потом опять ничего, она
исчезла, "у тебя своя жизнь, у меня своя". Что ж, прекрасно, она живет своей
жизнью, и ему на это наплевать. Ему просто интересно, она ли появлялась в
кадре, там, у платана в Сен-Викторе.
За пятнадцать минут до полуночи опять показали выпуск новостей: овцы,
фермер, снова овцы, площадь в деревне. Адамберг наклонился к экрану. Да,
вполне вероятно, это была она, его Камилла, с которой он ничего не мог
поделать, о которой постоянно думал. С таким же успехом это могла быть любая
другая из миллиона похожих девушек. Он больше ничего не разобрал. За
исключением рослого светловолосого парня рядом с ней: такие, как он, созданы
для приключений - сильные, ловкие, обаятельные. Когда подобный тип кладет
руку на плечо женщины, то кажется, будто ему подчиняется весь мир. А рука
того типа в кадре как раз лежала на плече девушки в сапогах.
Адамберг снова опустился в кресло. Он не принадлежал к числу тех, кто
создан для приключений. Он был невысок ростом и уже не молод. И волосы у
него были вовсе не светлые. И он не считал, что ему должен подчиняться весь
мир. В общем, все у него было не так, как у того блондина. Они во всем
противоположны. И какой же вывод из этого можно сделать? А такой, что все
эти годы Камилла любила высоких светловолосых парней, совершенно ему
незнакомых. За эти годы у него сменилось множество женщин, притом совершенно
разных, однако все они, надо отметить, отличались одним неоспоримым
преимуществом перед Камиллой: они не носили такие дурацкие кожаные сапоги и
предпочитали нормальную дамскую обувь.
Ну что ж, у тебя своя жизнь, у меня своя. Адамберга беспокоило не то,
что рядом с Камиллой этот молодой блондин, а то, что она обосновалась в
Сен-Викторе. Он всегда представлял себе Камиллу в движении, в пути - она то
в одном городе, то в другом, она шагает по дорогам, закинув за спину рюкзак,
набитый нотами и слесарными инструментами, и нигде надолго не
останавливается, не обрастает хозяйством, никому не желает подчиняться.
Адамберг расстроился, увидев ее среди жителей этой деревни. Значит, все
возможно. Например, у нее там свой дом, свои стулья, чашки, - почему бы нет,
разве у нее не может быть чашек? - умывальник, кровать, а в кровати этот тип
с его постоянством, с его земной любовью, ровной и надежной, как солидный
деревенский стол - простой, крепкий, промытый до идеальной чистоты.
Камилла - на одном месте, привязанная к этому типу, спокойная и всем
довольная. Значит, у них по меньшей мере две чашки. Следовательно, есть еще
и тарелки, и приборы, и кастрюли, и настольная лампа, и, наверное, что
совсем уж плохо, - ковер. Да, две чашки, большие, простые, удобные, отмытые
до идеальной чистоты.
Адамберг почувствовал, что засыпает. Он поднялся, выключил телевизор,
потом свет и пошел в ванную. Две простые, чистые чашки, а в них кофе,
простой... Правильно, но если все именно так, то почему на ней эти кожаные
сапоги? В этой истории нет места сапогам. Зачем ей сапоги, если она ходит
только от кровати к столу и от стола к пианино? А от пианино снова к
кровати? Где ее ждет этот тип, отмытый до идеальной чистоты?
Адамберг выключил воду, взял полотенце. Пока на ней сапоги, у него еще
есть надежда. Вытер волосы, взглянул в зеркало. С ним такое порой случалось: