"Алексей Варламов. Красный шут (Биографическое повествование об Алексее Толстом) " - читать интересную книгу автора

повел себя совсем не так, как масон П.П. Тургенев, отпустивший молодую жену,
и жизнь закрутила сюжет, за который возьмется не всякий романист.
3 февраля 1882 года Александра Леонтьевна признавалась Бострому: "Жизнь
непрерывно ставит неразрешимые вопросы. Бедные дети! Опять разрывать их на
части. Опять выбор между тобой и ими... Алеша, я теряюсь. Что делать, что
делать... Я была убеждена, что не буду женой своего мужа, а при таком
положении, какое ему дело до моих отношений, до моей совести. Я страшно
ошиблась... Ясно я вижу намерения мужа - опять овладеть мной, опять сделать
меня вполне своей женой".
Ю.Оклянский сравнивает историю жизни Александры Леонтьевны с судьбой
Анны Карениной. Отчасти это справедливо, но с точки зрения последовавших
далее событий более яркой и точной выглядела бы параллель с романом
Голсуорси "Сага о Форсайтах".
В конце марта, когда граф Николай Александрович приехал к жене после
разлуки, произошло то, о чем у Голсуорси говорится: "Сомс - отвергнутый,
нелюбимый муж - восстановил свои права на жену путем величайшего, наивысшего
акта собственности". И подобно тому, как Ирэн бросилась к своему любовнику
архитектору Босини и свела его с ума рассказом о том, что произошло между
нею и мужем, Александра Леонтьевна написала Бострому отчаянное письмо:
"Я жалка и ничтожна, добей меня, Алеша. Когда он приехал и после
ненавистных ласок я надела на себя его подарок и смотрела на свое
оскверненное тело и не имела сил ни заплакать, ни засмеяться над собой, как
ты думаешь, что происходило в моей душе. Какая горечь и унижение; я
чувствовала себя женщиной, не смеющей отказать в ласках и благоволении. Я
считала себя опозоренной, недостойной твоей любви, Алеша, в эту минуту,
приди ты, я не коснулась бы твоей руки.
Жалкая презренная раба! Алеша, если эта раба не вынесет позора... если
она уйдет к тому, с кем она чувствует себя не рабой, а свободным человеком,
если она для этого забудет долг и детей, неужели в нее кинут камнем? Кинут,
знаю я это, знаю.
Что может хорошего сделать для детей мать-раба, униженная и
придавленная?"
А что испытывал граф?
"Сомс упорно ел, но временами его охватывало такое ощущение, точно
кусок становился ему поперек горла. Правильно ли он сделал, что поддался
прошлой ночью чувству нестерпимого голода и сломил сопротивление, которое
уже так давно оказывала ему эта женщина, бывшая его законной женой,
спутницей жизни?
Его преследовало воспоминание об этом лице, о том, как он старался
оторвать от него ее руки, успокоить ее, о страшных сдавленных рыданиях,
каких ему никогда не приходилось слышать, - они и сейчас стояли у него в
ушах; преследовало непривычное, нестерпимое чувство раскаяния и стыда,
охватившее его в ту минуту, когда он остановился, глядя на нее при свете
одинокой свечи, прежде чем молча и тихо выйти из спальни.
И, совершив такой поступок, он теперь сам ему удивлялся".
Два месяца спустя после той ночи графиня Толстая ушла от мужа. На этот
раз бесповоротно. Однако судьбе и этого было мало. Она была беременна... И
вероятно, это тот самый редкий случай, когда можно с достоверностью
утверждать не только, как и когда был рожден будущий классик советской
литературы, но и при каких обстоятельствах зачат.