"Илья Варшавский. Повесть без героя" - читать интересную книгу автора

этому поводу мало ощущается.
- А вы когда-нибудь думаете о смерти?
- Если бы не думал, мы бы с вами сейчас здесь не сидели.
- Я другое имел в виду. О своей смерти.
- О своей смерти у меня нет времени думать. Да и ни к чему это.
- Неужели вы не любите жизнь?
- Как вам сказать? Жизнь меня не баловала. Я люблю свою работу, но ведь
все, что мы делаем, как-то остается и после нас.
- Это не совсем то. А вот и товарищ Фетюков. Ну что, дозвонились?
Фетюков повернул к Дирантовичу озабоченное, застывшее в полуулыбке лицо.
Дирантович иронически повел краем губ, - он уже сталкивался с Фетюковым
раньше и знал: такое выражение бывает на лице Фе-тюкова, когда его только
что всерьез и крепко распекли.
- Дозвонился, - произнес Фетюков. - Если Академия наук берет на себя
ответственность за проведение всего эксперимента, то Комитет не видит
оснований препятствовать. Разумеется, на тех условиях, о которых говорил
Арсений Николаевич.
- Отлично!
- Кроме того, нам нужно составить документ, в котором...
- Составляйте! - перебил Дирантович. - Составляйте документ, я подпишу,
а сейчас, - он поклонился, - прошу извинить, дела. Желаю успеха!
- Я могу вас подвезти, - предложил Фетюков.
- Не нужно. Машина меня ждет.
Фетюков вышел за ним, не прощаясь. После их ухода Смарыга несколько
минут молча глядел из-под лохматых бровей на Земцову.
- Ну-с, Нина Федоровна, - наконец сказал он, - а вы-то не передумали?
- Я готова, - спокойно ответила сестра.


АРСЕНИЙ НИКОЛАЕВИЧ ДИРАНТОВИЧ


Семен Пральников. Он был моложе меня всего на десять лет, но мне всегда
казалось, что мы - представители разных поколений. Трудно сказать, с чего
началось это отчуждение. Может быть, толчком послужили те выборы в
Академию, когда из двух кандидатов прошел он, а не я, но суть нашей
антипатии друг к другу вызывалась более серьезными причинами. Мы с ним
слишком разные люди, и в науке, и в жизни. Я экспериментатор, он -
теоретик. Для меня наука - упорный, повседневный труд, для него -
озарение. Если прибегнуть к сравнениям, то я промываю золотоносный песок и
по крупице собираю драгоценный металл, он же искал только самородки и
обязательно покрупнее.
Мои опыты безукоризненно точны. Перед публикацией я проверяю результаты
десятки раз, пока не появится абсолютная уверенность в их
воспроизводимости.
Пральников всегда торопился. Может быть, он чувствовал, что в конце
концов ему не хватит времени. Я из тех, чьи работы сразу попадают в
учебники, они отлично укладываются в классические теории, Пральников же по
натуре - опровергатель, стремящийся взорвать то, что построили другие.
Моя неприязнь к Пральникову достаточно широко известна, и это