"Борис Львович Васильев. Аты-баты " - читать интересную книгу автора

ударил-то - он...
Младший лейтенант Суслин по-прежнему стоял возле железнодорожной
платформы с капустой и смотрел....
...как азартно и весело перекидывают друг другу кочаны солдаты его
взвода.
Он смотрел, но ничего не слышал. Ни шуток, ни смеха. Он слышал сейчас
только самого себя, свой собственный голос.
"- Как же мне тогда стало стыдно, Кимка! И стыд этот не прошел до сих
пор. Если я когда-нибудь увижу тебя, милая моя Кимка, я попрошу прощения.
Только, наверно, я не увижу тебя. Я даже не знаю, где ты теперь, Кима
Вилленстович?.."
Суслин все еще стоял возле заметно опустевшей платформы, слушая самого
себя...
- Что это командир наш, вроде как офонарел? - спросил Святкин, ловко
принимая очередной кочан, и вздохнул:
- Все-таки, ребята, он не того...
- Задумался человек, - добродушно отозвался Сайко. - Тебе это, конечно,
не очень понятно... Кстати, Сват, ты ему прозвище придумал?
- Суслик. - Помедлив секунду, убежденно сказал Святкин. -Младший
лейтенант Суслик. Звучит?
- Что-то не похож он на суслика, - усомнился Сайко.
- Не скажи, Ваня, - усмехнулся Святкин. - Есть в нем что-то от грызуна.
Въедливость этакая.
- Тише, - с укоризной сказал Сайко. - Услышит.
Но Суслин не слышал этого разговора. Он смотрел на солдат по-прежнему
отсутствующим взглядом, вслушиваясь в собственный голос:
"- Ты помнишь, Кимка, когда мы принимали тебя в комсомол, то все
допытывались, почему у тебя иностранное имя? А ты объяснила нам, что папа
назвал тебя так в честь Коммунистического Интернационала Молодежи. Только
женского рода. И сейчас мне кажется... Нет, я знаю, что люблю тебя, Кимка,
мой Коммунистический Интернационал Молодежи женского рода..."
- Амба! - веселый крик Святкина прервал размышления Игоря. - Хана,
кореши!..
К Суслину подошел как всегда неторопливый Гарбузенко:
- Товарищ младший лейтенант, взвод закончил разгрузку капусты.
Игорь оглянулся.
Перед ним стояла пустая платформа.


* * *

Было поздно, и гости уже разошлись. За стеной надсадно кашлял Илья
Иванович: никак не мог заснуть. Поэтому Люба и Константин разговаривали на
кухне неестественным шепотом, что придавало их беседе драматический
характер. Люба мыла тарелки и передавала их мужу, а он вытирал и ставил их в
шкаф.
- Посуди сама, Люба, это же неразумно, - говорил он. - Ты не хочешь
трезво оценить обстановку. К чему нам всем троим маяться? Ведь пока мы здесь
жили, я слова против не сказал. Вспомни. Ты сама гораздо чаще меня на него
раздражалась. Но одно дело - в войсках, когда я с подъема до отбоя в части,