"Юрий Васильев. Цветок лотоса (Фант. рассказ) " - читать интересную книгу автора

мог бы попасть на Земле. Понимаете?
И в этих случаях мне легче было бы объясняться с пилотом на языках
Земли. Он запрограммирован на шесть языков. А теперь, пожалуйста, будьте
внимательны. Вы присутствуете при извержении вулкана Центарий. Это было
двадцать тысяч лет назад, на заре цивилизации Короны...
Дмитрий едва не отшатнулся, потому что прямо ему в лицо полыхнул
нестерпимо яркий поток клокочущей лавы. Она заполнила весь экран, если
можно назвать экраном то, что возникало перед его глазами. Раскаленная река
выплеснулась из кратера и стремительно неслась вниз, по крутому каменистому
склону... Изображение на миг потускнело, потом масштабы изменились, и лава
уже выглядела пойманной на лету молнией: шевеля лучамищупальцами, она
лениво стекала в долину, обагренную отблесками огня, и в этом смешении
черной ночи и горящего камня не сразу можно было заметить в самом устье
долины крохотные домики обреченного города. Дмитрия не oбманула эта
кажущаяся медлительность: изображение передавалось с расстояния многих
километров, и там, в натуре, он знал, лава текла со скоростью гоночного
автомобиля...
- Это столица древнего государства Алканов,-сказал Ратен.- Колыбель
нашей культуры. Город, который еще и сегодня...
- Не надо!-попросил Дмитрий.-Подождите... Какая... жуткая тишина!
Все происходило в полном безмолвии. Люди Короны или не умели
реставрировать звук, или сделали это умышленно. По крайней мере ни
душераздирающие крики, ни вопли, ни грохот не могли бы сейчас ничего
прибавить к картине, которая открывалась Дмитрию. Он видел добела
высвеченные улицы, перечеркнутые резкими тенями мечущихся людей; видел
полные предсмертного ужаса глаза женщин, прижимавших к себе детей, и сразу
понял, что уже знает все это, потому что перед ним были последние минуты
древней Помпеи...
- Везувий,- тихо сказал Дмитрий.
- Центарий,- поправил Ратен.- Не надо аналогий. Помпеи на этот раз не
будет... Смотрите! Все закончилось иначе.
Он появился как-то сразу. Словно шагнул в кадр со стороны. Он стоял
спиной к Дмитрию, широко расставив ноги, массивный, черный, совсем черный
на фоне полыхающего неба. И потому что масштаб был явно смещен, город
игрушечными кубиками стелился у его ног, а вершина вулкана едва доставала
ему до плеча. Это было как у Свифта. Гулливер стоял над гибнущим городом...
Но машина, проводившая реставрацию, быстро восстановила масштаб, и громада
Центария нависла над крохотной фигуркой.
Лава была уже совсем близко. И тогда он понял, что надо делать. В
устье долины вздымался колоссальный каменный палец, скала, оставшаяся после
того, как ветры и солнце разрушили гору. Скала нависала над долиной, и он
сразу все понял. Стремительная белая игла наискось перечеркнула небо:, он
пробовал резак, он примерялся, прикидывал, как сподручней под корень
полосонуть по каменному пальцу.
Скала секунду еще постояла, потом медленно и аккуратно рухнула поперек
долины. Она упала математически точно в том месте, где ей надо было упасть,
потому что за эти короткие мгновения он сумел рассчитать траекторию ее
падения. Она упала так, что перекрыла дорогу лаве, но освободила ей сток в
соседнюю долину...
Он опустил резак. Он держал его в руке, слегка отставив в сторону.