"Иван Василенко. Весна" - читать интересную книгу автора

минут пять, потом встрепенулся и поставил мне отметку.
- Гм... Да... Одиннадцать... Можно б и двенадцать, да ростом не
вытянул... - пробормотал он.
О такой отметке мы никогда не слыхали. Ребята обалдело смотрели на
учителя.
Прозвенел звонок. Артем Павлович с трудом встал и пошел из класса. Но,
не дойдя до двери, сильно пошатнулся.
Оставался последний урок - закон божий. Как всегда, батюшка запаздывал.
Опять у нас гвалт. Дежурный кричит: "Запишу-у!" Это такое распоряжение
инспектора: если учителя в классе нет, то дежурный должен брать на заметку
каждого, кто балуется. Но сегодня записывать больше некого: записан уже весь
класс.
За окном послышался цокот лошадиных подков о булыжник мостовой и
дребезжание извозчичьей пролетки. Мы бросились к окнам. "Едет!.. Едет!..
Едет!.." Цокот и дребезжание оборвались у парадной двери. Из пролетки вылез
батюшка, поднял полу рясы и вытащил из кармана штанов кожаное портмоне.
"Сейчас начнет торговаться", - захихикали ребята и распахнули рамы окон.
Батюшка долго копался в портмоне, потом вынул монету и со вздохом подал
извозчику.
- Что это? - нацелился с козел извозчик на монету одним глазом. -
Никак, пятак?
- Пятачок, друг, пятачок, - закивал батюшка.
- Что ж это за цена такая?
- А сколько ж тебе, друг?
- Да вы хоть по таксе заплатите, я уж на чай не прошу. Двугривенный с
вас.
-. Что ты, что ты! - замахал батюшка на извозчика руками. - С отца-то
духовного? Нехорошо, ой, как нехорошо!..
- Да ведь овес-то знаете почем ноне? Кусается.
- Не знаю и знать не хочу! Я овса не ем.
- Это конечно, а лошади как без овса? Без овса животная и ноги задерет.
- Вот пристал! Ну, на тебе еще две копейки - и езжай.
- Да на что мне ваши две копейки! Две копейки - это калеке на паперти,
а нам с животиной заплатите за наш труд что следует.
- Ну и труд! Сидишь на козлах да кнутиком помахиваешь. На вот еще
копеечку.
- А вы сядьте сами да и помахайте: посмотрим, как она у вас поскачет не
жрамши. Не жрамши ей недолго и копыта на сторону откинуть.
Дойдя до десяти копеек, батюшка бросает медяки на сиденье пролетки и
скрывается в парадной двери.
- Эх, - почесал возница под шапкой, - знал бы, ни за что не повез! - Он
зачмокал на лошадь, та лениво задвигала кривыми ногами.
И вот батюшка в классе. Он ходит от двери к окну, от окна к двери и
роговым гребешком расчесывает свои редкие прямые волосы. Снимет двумя
пальцами с гребешка рыжий пук, сбросит его на пол и опять расчесывает. И,
пока ходит по классу, ругает Толстого:
- Еретик! Ханжа! Укоряет духовных лиц в сребролюбии, в корысти, а сам
сидит в роскошном имении. Против святой церкви пошел, бога живого отрицает.
Вероотступник! Гореть ему в геенне огненной!
Все время, пока ругает, кривит набок рот. Потом перевязывает волосы