"Владимир Петрович Васильев. Педагогический арбуз (Маленькая повесть)" - читать интересную книгу автора

устраивать, а иной всю смену зубы не чистил - порошком "побелить"
товарища. Так вот, я говорю: не выйдет!
Я не позволю. Но этого мало. Я хочу, чтоб вы сами поняли, какая важная
минута сейчас. Последний раз мы вместе. Еще не поздно попросить прощения
за обиду, чтобы товарищ твой вспоминал тебя только добром.
Есть древний русский обычай: посидеть и помолчать перед дальней
дорогой. Давайте полежим молча, а потом послушаем, что скажет совесть
каждого, если она заговорит.
В это время в дверь заглянула Зоя.
- Герасим Борисович, на минутку, очень важно.
- Подожди, не могу сейчас.
И вдруг поднялся Иголочкин в одних трусах, всклокоченный,
торжественно-хмурый. Подумал, махнул рукой, стал по очереди подходить к
каждой кровати. Одному говорил "прости", другому протягивал руку, третьему
просто возвращал порошок или насту.
А потом Строгов и другие тоже...
Такой беседы я больше не помню. И потом, через час, когда я выключил
свет, еще слышалось:
- Так ты приезжай ко мне!
- Может, возьмешь? Моя подушка мягче.
Я приблизил часы к самым глазам, стрелки показали невероятное:
полдвенадцатого!
Я обошел, обежал лагерь несколько раз. Зоя пропала. Серьезный Парень
сказал: "Спать надо, а ты..."
Утром я слонялся по лагерю как неприкаянный.
Хоть бы осталась трещина на том месте, где она провалилась сквозь
землю! И вдруг приходит шофер дядя Вася и говорит, что ночью отвез ее на
вокзал.
- Что случилось? Почему так срочно?
- Телеграмму получила... Очень она на тебя обижалась, парень. Уж не
знаю, какую ты ей сделал обиду, а только нехорошо это. Зою-то Васильевну
весь лагерь любил.
- Мне она что-нибудь передала?
- Ничего не передала. Сказала: все, что надо, написала. А больше ничего.
- Где написала?
- Я-то почем знаю.
Я стал вспоминать вчерашний день. Подошли родители Меркешкина, долго
жали руку, благодарили за спасение сына из пропасти. Все Меркешкины были
невыносимо похожи друг на друга. Мне было бы легче, если бы хоть юный
Меркешкин не розовел так счастливо щеками, полными солнца. Провожая
семейство к воротам, р увидел картонный домик на месте грибка дежурного.
Его листы-стены были сплошь исписаны разноцветными карандашами и
чернилами. Полчаса я изучал эти иероглифы и закорюки.
"Арриведерчи, лагерь! - Мы".
"Улица Красная, 19, кв. 37. Не забывайте. Фома Казанджи".
"Спасибо дорогим воспи (зачеркнуто), вожа (зачеркнуто) и другим, 5-й
отряд".
"Колька, догоняй! Владик".
"Оля + Толя = дураки".
"Друзья мои, прекрасен наш союз! А. П.".