"Владимир Васильев. Дальше в лес...(Василид-2)" - читать интересную книгу автора

потому они и мертвяки, а у тебя вон какой симпатичненький...
- Нава! - воскликнул я предупреждающе. - Неужели, кроме этого, никаких
других отличительных признаков нет?
- Есть, конечно, но этот главный! - удивилась она моему возмущению. -
Сразу видно. А по фигуре бывают и похожие.
- Так мужики тоже в штанах ходят - ничего не видно!
- Еще как видно - корень, как ни прячь, он отовсюду торчит.
- Ну, по твоим рассуждениям, женщины тоже мертвяки - нет у них корня,
главного отличительного признака.
- Скажешь тоже, - засмеялась она. - Ты, Молчун, иногда как скажешь, так
хоть стой, хоть падай! Женщину даже ты с мертвяком не спутаешь. Женщина и
есть женщина, даже глупый мертвяк женщину сразу узнает, а ты говоришь
женщины - мертвяки. Смешной ты, Молчун!
Я вздохнул. Спорить бесполезно - она меня не слышит. Не разумеет. Хотя
это я не разумею. Она в своем мире, а я - чужак. Тащу свои комплексы из
другого мира. Ничего не помню, а комплексы сохранил. Глупость очевидная.
- Ну, давай оденемся, а то вдруг опять придет, - поторопил я. - А я не
смогу ему показать, какую одежду замечательную ты мне вырастила.
- Да вот, вырастила, - гордо улыбнулась Нава. - Давай оденемся. Вдруг и
правда кто придет. Колченог - не знаю, он не очень любит ходить, хотя вот
тебя с Обидой-Мучеником аж от Тростников доставил. Это ерунда, что не он
тебя нес, он то, что из тебя падало, собирал, да только потом все выбросил -
страшно стало. И Обиду-Мученика разговором вдохновлял. Мы без разговоров
никак не можем. Ты это, Молчун, учти и не молчи, как Молчун. Болтать без
умолку, как Болтун, тоже плохо. Потому что все говорить хотят, а когда
только один говорит, то другим плохо. Потому что слова если в голове
появились, то должны изо рта выскочить, а то голова лопнет.
За разговором она помогала мне натянуть штаны и рубаху. Я поел кашу
чисто, ничего на себя не капнул, не успел - отобрали. Вторая процедура
одевания прошла легче - я уже мог сам задирать ноги и руки и делать прочие
необходимые телодвижения.
- Ты поела бы, пока еда свежая, не перебродила, - вспомнил я, что она
сама еще не ела.
- А и поем, - обрадовалась Нава. - Я все думаю, что я еще не сделала, а
оказывается, не поела. Ну, ты посиди рядом. Мне с тобой веселей есть будет.
А то, когда одна тут жила, редко готовила. Скучно одной-то есть. Совсем мало
еды не сделаешь; когда мало, она не так вкусно получается, а на одну много
не надо. А с тобой теперь хорошо - и тебя покормить, и самой поесть.
- Не болтай, Нава, садись и ешь, - подтолкнул я ее рукой к табуретке.
Она и села, и есть начала. Я сидел напротив и любовался. Очень мне
понравилось, как она ест. Не жадно, чистенько-аккуратненько, но со вкусом, с
наслаждением едой. Что-то мне это напомнило, как будто я когда-то уже так
сидел и смотрел, и мне нравилось сидеть и смотреть, хоть я знал, что первый
раз вижу, как Нава ест.
- А давай я тебя тоже покормлю, - предложила она. - Ты так вкусно
смотришь на меня!.. Чуть-чуть... Чтоб живот не заболел.
Она протянула ложку с кашей мне. Я с удовольствием снял губами с ложки
кашу, стараясь быть предельно аккуратным.
- Как ты хорошо кушаешь, - похвалила кормилица. - На еще.
Я взял, но посоветовал, жуя: