"Владимир Васильев. Дальше в лес...(Василид-2)" - читать интересную книгу автора

парой рук...
- Стар ты, Колченог, о женщинах шестируких мечтать, - хмыкнула
беззлобно Нава.
- И старый дуб кому-то люб, - наставительно ответил мечтатель. - Хотя
молодые рябинки да березки стараются держаться подальше. Вам нас не
понять... Молодой предпочел бы трех женщин, а старый точно знает, что одна
лучше - хоть с двумя руками, хоть с шестью. Да ты-то что разволновалась? У
тебя две руки, и больше тебе взять неоткуда.
- На, держи свой пивень, - протянула она извлеченный из сумки
деревянный стакан.
Я такой уже рассматривал - он был изготовлен из ствола березы, дно у
него оставалось деревянным, а емкость была образована корой без ствола. Как
извлекали этот кусок ствола изнутри, я догадаться не мог. Разве что снимали
всю кору, а потом всовывали в дно затычку. Я и это осуществить бы не сумел.
Но тоже получил свой пивень.
- Мой тоже подержи, - доверила Нава мне свой сосуд, сунув в другую
руку.
А сама достала из сумки бутыль из тыквы и, вынув пробку, принялась
разливать напиток по пивням. Красиво лилось темно-красное с желто-огненным,
просвеченное солнечными лучами, проскочившими меж листиков березы. И пахло
вкусно - лесом, благоуханной его частью, потому что и вони в нем, как я
успел унюхать, предостаточно.
- А ведь мы с тобой близнецы, - вдруг пришло мне в голову, и я тут же
сообщил свое открытие Колченогу.
- Как это? - удивился он.
- Ты - Колченог, и я - колченог, - хихикнул я.
Он недолго смотрел на меня, переваривая мою мысль, и ответил тостом:
- Так выпьем же за то, чтобы в этом лесу стараниями Навы стало на
одного колченога меньше!
- Хороший тост, - кивнула Нава, не замечая двусмысленности.
Из моей головы двусмысленность исчезла после первого глотка. Слегка
затуманилось в голове, зато постоянный нудящий шум исчез, и я стал
воспринимать их разговоры без каких-либо отрицательных ощущений.
- Колченог, - спросил я, - ты сможешь найти место, где меня подобрали?
- Конечно смогу, - подтвердил он. - Это в Тростниках, Ну, в болоте
около Тростников. Мы, вообще-то, с Обидой-Мучеником на Муравейники
нацелились, но промахнулись, заплутали и к Тростникам вышли, а тут вдруг как
загрохочет наверху, сквозь сросшиеся кроны деревьев ничего не видно, но
грохот был страшный. Потом что-то завизжало так противно и тоже страшно, на
миг затихло, а потом ка-ак ухнуло, рухнуло, булькнуло, чмокнуло и чавкнуло в
болоте, и под эти звуки из кроны вылетел ты и прямиком макушкой в дерево,
будто кто тебя из лука, как стрелу, пустил - весь такой в стебелек
вытянутый... Шмяк, хрясть, хрусть... И сполз ты по стволу к корням, совсем
уж грустный, даже тоскливый... Голова не то есть, не то нет, нога ступней в
другую сторону смотрит, и все в кровище, будто тебя вот этой вот наливкой
облили. А почему, сказал тогда Обида-Мученик, он из деревьев вылетает, хотя
видно, что не птица, и в ствол головой бьется? Человек так не умеет делать.
Почему на нем одежда, какая в лесу не растет и расти не может, потому что не
лесная? И почему у него бороды нет? У всех мужиков есть, а у него нет. И
волосы совсем короткие. Не лысый, а видно, что обрезанные коротко. Почему