"Схороните мое сердце у Вундед-Ни" - читать интересную книгу автора (Браун Ди)

IX. КОЧИЗ И ПАРТИЗАНЫ-АПАЧИ

После визита Красного Облака глава комиссии по делам индейцев Эли Паркер и другие государственные чиновники летом 1871 г. обсуждали целесообразность приглашения великого вождя апачей Кочиза в Вашингтон. Хотя со времени отъезда Звездного Вождя Карлтона по окончании Гражданской войны в стране апачей не проводилось более военных кампаний, однако часто происходили столкновения между блуждающими отрядами этих индейцев и белыми поселенцами, старателями, фрахтовщиками, продолжавшими проникать на родину апачей. Правительство выделило в Нью-Мексико и Аризоне четыре резервации для различных индейских кланов, но мало кто из апачей поселился на какой-либо из этих территорий. Глава индейской комиссии Паркер надеялся, что Кочиз поможет в деле установления постоянного мира в стране апачей, и просил представителей своего Бюро в этом районе пригласить вождя приехать в Вашингтон.

До весны 1871 г. никому из белых не удалось разыскать Кочиза, и, когда наконец связь с ним была установлена, вождь отказался принять приглашение правительства. Он ответил буквально, что не может довериться ни военным, ни гражданским представителям Соединенных Штатов.

Кочиз был из чирикахуа-апачей. Он был выше ростом, чем большинство его людей, широкоплечий, широкогрудый, у него было умное лицо с черными глазами, большим прямым носом, очень высоким лбом и густые черные волосы. Белые люди, встречавшиеся с ним, говорили, что он мягок в обращении и внешне очень аккуратен и опрятен.

Когда американцы впервые прибыли в Аризону, Кочиз принял их радушно. Во время встречи с майором Енохом Стином из первого драгунского полка Кочиз обещал пропустить американцев через земли чирикахуа к южной дороге, ведущей в Калифорнию. Он не возражал, когда Баттерфилдская трансконтинентальная почтовая компания основала свою станцию в Ущелье Апачей; мало того, индейцы чирикахуа, жившие неподалеку, рубили лес для строительства станции, обменивая его на припасы.

Затем как-то в феврале 1861 г. Кочиз получил послание из Ущелья Апачей, в котором его просили прийти на станцию для беседы с неким офицером. Считая такой вызов в порядке вещей, Кочиз взял с собой пятерых членов своей семьи: брата, двух племянников, одну женщину и ребенка. Офицер, желавший его видеть, был лейтенант Джордж Баском из седьмого пехотного полка, посланный с ротой солдат вернуть угнанный скот и мальчика-метиса, похищенного с фермы Джона Уорда. Уорд обвинял индейцев чирикахуа во главе с Кочизом в похищении скота и мальчика.

Как только Кочиз со своими родственниками вошел в палатку Баскома, двенадцать солдат окружили ее, и лейтенант властно потребовал, чтобы чирикахуа вернули скот и мальчика.

Кочиз слышал о захваченном мальчике. Он сказал, что группа койотеро с Джиле совершила набег на ферму Уорда и, возможно, сейчас находится возле гор Блэк-Маунтинс. Кочиз полагал, что он сможет договориться о выкупе. В ответ Баском обвинил индейцев чирикахуа в том, что скот и мальчик находятся у них. Сначала Кочиз решил, что молодой офицер шутит. Однако офицер был вспыльчив, и, когда Кочиз не придал значения его обвинению, лейтенант приказал арестовать Кочиза и его родственников, объявив, что станет держать их в качестве заложников до тех пор, пока не будут возвращены скот и мальчик.

В тот момент, когда солдаты входили в палатку, чтобы произвести арест, Кочиз прорезал отверстие в брезенте и бежал под пулями солдат, давших по нему залп. Хотя он был ранен, он ушел от преследования Баскома, но его родственники остались под арестом. Чтобы освободить их, Кочиз и его воины захватили трех белых на баттерфилдской дороге и попытались обменять их, договорившись с лейтенантом. Баском отказался обмениваться пленными, если индейцы не отдадут также скот и мальчика.

Взбешенный тем, что Баском не верит в невиновность его людей, Кочиз блокировал Ущелье Апачей и осадил роту пехоты на почтовой станции. Предприняв еще одну попытку обменяться пленными, Кочиз казнил своих пленников, изуродовав их копьями по жестокому обычаю, который апачи переняли у испанцев. Через несколько дней Баском отплатил ему, повесив трех мужчин-пленников.

Это событие стало поворотным моментом в истории отношений чирикахуа и белых, после которого чирикахуа перенесли свою ненависть к испанцам на американцев. В течение четверти века они и другие апачи вели лишь изредка прекращавшуюся партизанскую войну, которая стоила большего числа жизней, больших затрат, чем какая-либо другая война с индейцами.

В это время (1861 г.) великим военным вождем апачей был Мангас Колорадо, или Красные Рукава, семидесятилетний индеец мимбреньо, который был еще выше ростом, чем высокий Кочиз. У него были сторонники во многих группах индейцев на юго-востоке Аризоны и юго-западе Нью-Мексико. Кочиз был женат на дочери Мангаса, и после инцидента с Баскомом они объединили свои силы, чтобы изгнать американцев с родной земли. Они нападали на обозы, остановили движение дилижансов и почты, изгнали несколько сот белых старателей со своей территории — с гор Чирикахуа-Маунтинс в горы Моголлонс. После того как «синие мундиры» и «серые мундиры» начали Гражданскую войну, Мангас и Кочиз нападали на «серые мундиры» до той поры, пока те не отступили на восток.

А затем, в 1862 г., из Калифорнии прибыл Звездный Вождь Карлтон и с ним несколько тысяч «синих мундиров», они пришли по старой тропе, проходившей через страну чирикахуа. Сначала они двигались небольшими отрядами и всегда останавливались возле источников на покинутой почтовой станции в Ущелье Апачей. В Месяц Лошади, 15 июля, Мангас и Кочиз поставили пятьсот своих воинов вдоль скалистых высот, господствовавших над ущельем и ручьем. Три пехотные роты «синих мундиров» в сопровождении отряда верховых солдат, а также две повозки приближались с запада. Когда колонна из трехсот солдат растянулась вдоль ущелья, апачи внезапно атаковали их, используя в качестве оружия луки и ружья. Солдаты отстреливались в течение нескольких минут, а затем поспешно отступили из ущелья.

Апачи не преследовали их. Они знали, что «синие мундиры» вернутся. Перестроившись, пехотинцы вновь вошли в ущелье, на этот раз с двумя крытыми фургонами, ехавшими вслед за ними. Солдаты были в нескольких сотнях ярдов от источников, добираться до которых по открытому пространству было опасно, а у апачей был запас дождевой воды. В течение нескольких минут «синие мундиры» удерживали свою позицию. Затем фургоны выдвинулись вперед. Внезапно яркие вспышки огня вырвались из этих фургонов. Поднялись облака черного дыма, сильный грохот повторился эхом в высоких скалах, и куски летящего металла засвистели в воздухе. Апачи слышали маленькие пушки испанцев, но эти большие пушки-повозки сеяли ужас и смерть. Тут воины отступили, а «синие мундиры» продвинулись вперед и овладели пресной водой источников.

Мангас и Кочиз пока не собирались прекращать борьбы. Если им удастся отогнать небольшие группы солдат от пушек-повозок, они еще смогут одолеть их. На следующее утро они увидели взвод верховых солдат, скачущих обратно на запад, возможно, для того, чтобы предупредить об опасности других солдат, идущих с той стороны. Мангас, взяв с собой пятьдесят всадников, бросился вниз, чтобы отрезать их от оставшихся в ущелье войск. В последовавшем бою Мангас был ранен в грудь и упал без сознания с лошади. Приведенные в смятение потерей своего предводителя, воины прервали бой и унесли истекавшее кровью тело Мангаса обратно на высоты.

Кочиз был полон решимости спасти жизнь Мангаса. Вместо того чтобы довериться шаманам с их песнопениями и погремушками, он положил своего тестя на ременные носилки и с эскортом воинов проскакал несколько сот миль прямо на юг, в Мексику, в поселок Джанос. Там проживал один очень известный мексиканец-хирург, и вместе с беспомощным телом Мангаса ему был передан краткий ультиматум: «Вылечи его. Если он умрет, умрет и этот город».

Через несколько месяцев Мангас вернулся к себе в горы Мимбрес-Маунтинс. На нем была широкополая соломенная шляпа, мексиканское пончо, кожаные ноговицы и китайские сандалии, приобретенные, в Мексике. Он похудел, и на его лице стало больше морщин, но он по-прежнему ездил верхом быстрее и стрелял лучше, чем воины, которые были на полвека моложе его. Когда он отдыхал у себя в горах, до него дошли слухи о том, что Звездный Вождь Карлтон согнал и заключил в Боск-Редондо индейцев мескалеро. Он узнал, что «синие мундиры» повсюду разыскивают апачей и убивают их из своих пушек-повозок так же, как они убили шестьдесят трех воинов из его и Кочиза отрядов в Ущелье Апачей.

В Пору Летучих Муравьев (январь 1863 г.) Мангас стоял лагерем на реке Мимбрес. В течение некоторого времени он размышлял о том, как ему добиться мира для всех апачей, прежде чем он умрет. Он помнил мирный договор, который подписал в Санта-Фе в 1852 г. В этот год апачи и народ Соединенных Штатов договорились о вечном мире и дружбе. Несколько лет царили мир и дружба, а теперь воцарились вражда и смерть. Ему хотелось вновь увидеть свой народ живущим мирно. Он знал, что даже самые храбрые и самые ловкие из его молодых воинов вроде Викторио и Джеронимо не смогут одолеть великой силы Соединенных Штатов. Возможно, пришло время заключить новый договор с американцами и их «синими мундирами», которых теперь стало так же много, как летучих муравьев.

Однажды к лагерю Мангаса приблизился некий мексиканец под белым флагом. Он сообщил, что несколько солдат находятся неподалеку и что они хотят говорить о мире. Мангасу показалось, что их приход ниспослан провидением. Хотя он предпочел бы совещаться со Звездным Вождем, он согласился увидеться с маленьким начальником Эдмондом Ширлендом из калифорнийских добровольцев. Воины мимбреньо убеждали его не ходить. Разве он не помнит, что случилось с Кочизом, когда тот пошел на встречу с солдатами в Ущелье Апачей? Мангас махнул рукой на их опасения. В конце концов, он всего лишь старик, что могут сделать солдаты старику, желающему всего лишь говорить о мире? Воины настояли на том, чтобы его сопровождала охрана. Он отобрал пятнадцать человек, и они двинулись по тропе, ведшей к солдатскому лагерю.

Когда они оказались в виду лагеря, Мангас и его отряд стали ожидать появления начальника. Один рудокоп, говоривший по-испански, выехал к ним, чтобы сопровождать Мангаса в лагерь, но апачи без охраны не пускали своего вождя, пока капитан Ширленд не выкинул белый флаг. Увидев белый флаг, Мангас приказал своим воинам отступить. Он въедет в лагерь один. Он находится в полной безопасности под защитой белого флага. Мангас поскакал к солдатскому лагерю, но едва его воины скрылись из виду, как дюжина солдат выскочила из подлеска позади него с ружьями наперевес. Он был в плену.

«Мы поспешили доставить Мангаса в наш лагерь в старом форте Мак-Лин, рассказывает Дэниель Коннер, рудокоп, ехавший вместе с калифорнийскими добровольцами, — и прибыли как раз вовремя, застав там генерала Уэста, прибывшего со своим соединением. Генерал пришел туда, где Мангас находился под стражей, чтобы взглянуть на него. Сам генерал казался пигмеем рядом со старым вождем, который был ростом выше всех окружающих. Мангас выглядел изможденным, отказывался вступать в разговор и, очевидно, чувствовал, что совершил большую ошибку, поверив бледнолицым и на этот раз».

Два солдата были назначены стеречь Мангаса, и, когда наступила ночь и стало очень холодно, они разложили большой костер, чтобы им и их пленнику не замерзнуть. Один из калифорнийских добровольцев, рядовой Кларк Стокинг, впоследствии сообщил, что слышал, как генерал Джозеф Уэст приказывал часовым: «Он мне нужен завтра живым или мертвым, вы поняли, он мне нужен мертвым».

Поскольку поблизости были апачи Мангаса, дополнительные часовые патрулировали лагерь с наступлением темноты. Дэниеля Коннера силком заставили нести эту службу, и, расхаживая на своем посту около полуночи, он заметил, что солдаты, охранявшие Мангаса, все время как-то досаждают старому вождю и тот беспокойно старается подтянуть ноги под одеяло. Пытаясь понять, что делают солдаты, Коннер подошел вплотную к освещенному костром месту и стал наблюдать за ними. Солдаты накаляли свои штыки на огне и касались ими ступней и ног Мангаса. Несколько раз выдержав эту пытку, вождь поднялся и «начал энергично увещевать часовых, говоря им по-испански, что он не ребенок, чтобы играть с ним. Но его увещевания были прерваны, поскольку, едва он начал свои восклицания, оба часовых направили на него свои винтовки системы Мини и почти одновременно выстрелили в него».

Когда Мангас упал навзничь, солдаты разрядили в него свои пистолеты. Один из солдат снял с него скальп, другой отрезал голову и стал кипятить ее, чтобы сошло мясо и он мог продать череп френологу на востоке. Они бросили обезглавленное тело в какую-то канаву. В официальном отчете утверждалось, что Мангас был убит при попытке к бегству.

После этого, по выражению Дэниеля Коннера, «индейцы стали воевать всерьез… они употребили все свои силы на то, чтобы отомстить за его смерть».

На всем протяжении земли чирикахуа, от Аризоны до Мимбрес-Маунтинс в Нью-Мексико, Кочиз и триста его воинов начали войну, чтобы изгнать вероломных белых людей или отдать жизнь, сражаясь за это. Викторио собрал другой отряд, включавший в себя индейцев мескалеро, бежавших из Боск-Редондо. Они нападали на поселения и дороги вдоль Рио-Гранде, от Джорнадо-дель-Муэрто до Эль-Пасо. В течение двух лет эти крохотные армии апачей держали в смятении весь юго-запад. Большинство индейцев были вооружены только луками и стрелами, которые представляли собой хрупкие стебли тростника Длиной в три фута, с тремя перьями и треугольными кварцевыми наконечниками длиной в дюйм, обколотыми до тонкого острия. Так как наконечники были прикреплены к древку с помощью надрезки вместо ременной обмотки, со стрелами следовало обращаться очень осторожно, но зато, когда они достигали своей цели, наконечник врезался в тело с разрывающей силой конической пули ружья системы Мини. Но и с тем оружием, которое у них было, апачи сражались хорошо, однако противник превосходил их в численном отношении во сто крат, и в будущем их ожидали лишь смерть или заточение.

После окончания Гражданской войны, с уходом генерала Карлтона, правительство Соединенных Штатов стало предпринимать попытки заключить мир с апачами. В Месяце Больших Листьев (21 апреля 1865 г.) Викторио и Нана встретились в Санта-Рита с представителем Соединенных Штатов. «Я и мой народ хотим мира, — сказал Викторио. — Мы устали от войны. Мы бедны, и нашим семьям нечего есть, нечем прикрыть себя. Мы хотим заключить мир, продолжительный мир, достаточно прочный. Я омыл свои руки и уста холодной свежей водой и потому то, что я говорю, верно».

«Вы можете верить нам», — прибавил Нана.

Ответ агента был кратким: «Я прибыл не за тем, чтобы просить у вас мира, а затем, чтобы сообщить вам, что вы сможете жить в мире, если отправитесь в резервацию Боск-Редондо».

До них доходило много слухов о Боск-Редондо, один хуже другого. «у меня нет карманов, куда я мог бы положить сказанное вами, — сухо заметил Нана, — но ваши слова глубоко запали мне в сердце. Они не забудутся».

Викторио попросил двухдневной отсрочки для отправления в резервацию; он хотел собрать всех своих людей и их коней. Он обещал вновь встретиться с агентом 23 апреля в Пинос-Альтосе.

Четыре дня агент ожидал индейцев в Пинос-Альтосе, но никто из апачей не явился. Они предпочли голод, лишения и смерть ненавистному Боск-Редондо. Некоторые пробрались на юг, в Мексику; другие присоединились к Кочизу в Драгун-Маунтинс. После опыта, полученного в Ущелье Апачей, и последующего убийства Мангаса Кочиз даже не откликнулся на предложение о предварительных мирных переговорах. В течение следующих пяти лет воины-апачи, как правило, держались вдали от американских фортов и поселений. Однако, как только фермер или рудокоп теряли бдительность, отряд индейцев налетал с гор, чтобы захватить лошадей или скот, и, таким образом, партизанская война продолжалась. К 1870 г. набеги участились, и поскольку Кочиз был наиболее известным вождем, то за все враждебные действия, независимо от того, где они совершались, белые люди обычно возлагали ответственность на него.

Вот почему весной 1871 г. глава комиссии по делам индейцев так энергично уговаривал Кочиза посетить Вашингтон. Однако Кочиз не верил ни в какие перемены: он по-прежнему не мог довериться ни одному представителю правительства Соединенных Штатов. А через несколько недель после того, что случилось с Эскиминзином и его араваипами в Камп-Гранте, Кочиз более чем когда-либо был уверен, что ни одному апачу не следует вверять свою жизнь в руки вероломных американцев.

Эскиминзин и его небольшая группа из ста пятидесяти сторонников жили вдоль реки Араваипа-Крик, от которой они получили свое наименование. Река Араваипа-Крик протекала к северу от Цитадели Кочиза, между рекой Сан-Педро и Гальюро-Маунтинс. Эскиминзин был коренастым, слегка кривоногим апачем с приятным лицом. Порой он бывал добродушен, порой свиреп. В один из дней февраля 1871 г. Эскиминзин пришел в Камп-Грант, небольшой гарнизонный пост у слияния рек Араваипа-Крик и Сан-Педро. Он слышал, что тамошний лейтенант, Ройел Уитмен, настроен дружелюбно и просил свидания с ним.

Эскиминзин рассказал Уитмену, что у его народа больше нет и не может быть дома, ибо «синие мундиры» постоянно преследуют индейцев и стреляют в них только за то, что они апачи. Он хотел бы заключить мир, чтобы его народ мог поселиться вдоль реки Араваипа и выращивать зерно.

Уитмен спросил Эскиминзина, отчего ему не пойти к Уайт-Маунтинс, где правительство выделило для индейцев резервацию. «Это не наша страна, ответил вождь. — И жители ее не наш народ. Мы находимся с ними [с койотеро] в мире, но никогда не смешиваемся с ними. Наши и их отцы жили в этих горах и выращивали зерно в этой долине. Мы научились делать мескаль (Эскиминзин имеет в виду не мексиканскую водку, известную под этим же названием, а жареные листья агавы — сладкую и питательную пищу, которую готовили в восточных впадинах. Апачи-мескалеро получили свое наименование от названия этого блюда.), основную нашу пищу, и зимой и летом у нас было ее вдоволь. В горах Уайт-Маунтис нет этой пищи, а нам и сейчас без нее худо. Кто-то из наших людей был некоторое время на Уайт-Маунтинс, но им там не понравилось, и они все говорят: „Пойдем в долину Араваипы, заключим окончательный мир и никогда не будем нарушать его“.».

Лейтенант Уитмен заявил Эскиминзину, что не уполномочен заключать мир с его группой, но что, если они сдадут свое огнестрельное оружие, он сможет разрешить им остаться поблизости от форта как своего рода военнопленным до тех пор, пока он не получит предписание от вышестоящих чинов. Эскиминзин согласился на это условие, и араваипы стали приходить маленькими группами сдавать свои ружья, а некоторые — даже свои луки и стрелы. Они основали селение в нескольких милях вверх по ручью, посеяли зерно и стали готовить мескаль. Пораженный их трудолюбием, Уитмен нанял индейцев косить сено для гарнизонных кавалерийских лошадей, с тем чтобы они могли заработать денег на покупку продовольствия. Соседние фермеры также нанимали кое-кого из индейцев в качестве рабочей силы. Этот эксперимент прошел столь успешно, что к середине марта более сотни других апачей, включая пиналов, присоединились к людям Эскиминзина, и всё новые индейцы прибывали почти ежедневно.

Тем временем Уитмен написал рапорт, в котором объяснил ситуацию вышестоящим чинам, прося инструкций. Однако в конце апреля его запрос был возвращен для пересоставления по установленной правительством форме. Лейтенант чувствовал себя неуверенно, зная, что вся ответственность за действия апачей Эскиминзина ляжет на него, и внимательно следил за их поведением.

10 апреля апачи предприняли набег на Сан-Ксавье, к югу от Таксона, угнав скот и лошадей. 13 апреля четверо американцев были убиты во время набега, имевшего место вблизи Сан-Педро, к востоку от Таксона.

Таксон в 1871 г. был неким оазисом для трех тысяч азартных игроков, содержателей салунов, торговцев, фрахтовщиков, рудокопов и нескольких подрядчиков; они нажили состояние во время

Гражданской войны и надеялись продолжать извлекать прибыли благодаря войне с индейцами. Эти подонки общества организовали комитет общественной безопасности для самозащиты от апачей, но, поскольку никто из индейцев не приближался к городу, члены комитета часто седлали своих лошадей и скакали в погоню за индейцами, производившими набеги на близлежащие общины поселенцев. После двух апрельских набегов некоторые члены комитета заявили, что эти набеги произведены из поселения араваипов возле Камп-Гранта. Хотя Камп-Грант находился в 55 милях и было невероятно, чтобы араваипы отправились в набег на столь дальнее расстояние, это мнение было охотно признано большинством граждан Таксона. Они вообще были против устройства агентств, где апачи могли зарабатывать на жизнь мирным трудом; так как это привело бы к сокращению численности войск и к упадку богатевших на войне предприятий.

В последние недели апреля ветеран войны с индейцами по имени Уильям Ури стал организовывать экспедицию для нападения на безоружных араваипов возле Камп-Гранта. Шесть американцев и сорок два мексиканца согласились принять в ней участие, но Ури решил, что этого недостаточно для обеспечения успеха. Из индейцев папаго, которые за несколько лет до этого были усмирены испанскими солдатами и обращены в христианство испанскими священниками, он навербовал девяносто двух наемников. Двадцать восьмого апреля внушительный отряд из ста сорока вооруженных мужчин был готов к выступлению.

Первым предупреждением об этой экспедиции, полученным лейтенантом Уитменом, было сообщение, прибывшее из небольшого военного гарнизона в Таксоне; в нем говорилось, что большая группа людей покинула город 29 апреля с явной целью истребить всех индейцев вблизи Камп-Гранта. Уитмен получил это донесение с верховым посыльным в 7. 30 утра 30 апреля.

«Я немедленно послал двух переводчиков верхом на лошадях в индейский лагерь, — сообщал впоследствии Уитмен, — приказав им точно сообщить вождям положение вещей с тем, чтобы те привели всех своих соплеменников внутрь гарнизонного поста… Мои посланцы вернулись примерно через час с известием о том, что они не нашли в живых ни одного индейца.».

Менее чем за три часа до того, как Уитмен получил предупреждение, экспедиция из Таксона развернулась во фронт вдоль отвесных берегов реки и песчаных подступов к селению араваипов. Люди, находившиеся в низине, открыли огонь по викиапам (Род. вигвама. — Прим. перев.), и, когда апачи выскочили на открытое пространство, ружейный огонь с крутого берега начал косить их. Через полчаса все апачи, находившиеся в лагере, либо бежали, либо были взяты в плен, либо были убиты. В плен были захвачены только дети — всего двадцать семь; их взяли себе принявшие христианство папаго, чтобы продать в рабство в Мексику.

Когда Уитмен добрался до селения, оно еще горело, и земля была усеяна трупами изуродованных женщин и детей. «Я обнаружил нескольких женщин, застреленных во сне рядом с копнами сена, которые они накосили, чтобы отнести на пост этим утром. У раненых, которым не удалось скрыться, дубинами и камнями были пробиты черепа, а иные были изрешечены стрелами после того, как получили смертельные пулевые ранения. Все трупы были обнажены».

Хирург К. Б. Брайсли, сопровождавший лейтенанта Уитмена, сообщил, что Две женщины «лежали в таких позах, что внешний вид их гениталий и нанесенных им ранений не оставлял сомнения в том, что их сначала изнасиловали, а потом застрелили… В одного ребенка около десяти месяцев от роду выстрелили дважды и почти отрубили ему одну ногу».

Уитмен понимал, что те, кто уцелел и бежал в горы, обвинят его в том, что он не сумел защитить их. «Я считал, что проявление заботы об их мертвых по крайней мере докажет им наше сочувствие, и это предположение оказалось верным, потому что, пока производилась эта работа, многие из них пришли к месту резни и стали выражать свою скорбь слишком бурно и ужасно, чтобы это можно было описать… Среди захороненных (около ста человек) был один старик и один мальчик-подросток, все остальные — женщины и дети». Вместе с умершими от ран и найденными телами пропавших общее число убитых в конце концов составило сто сорок четыре человека. Эскиминзин не вернулся, и многие апачи считали, что он встанет на тропу войны, чтобы отомстить за эту резню.

«Моя жена и мои дети были убиты у меня на глазах, — рассказывал Уитмену один индеец, — и я не мог защитить их. Почти всякий индеец на моем месте взял бы нож и перерезал себе горло». Однако после того, как лейтенант торжественно дал слово, что он не успокоится до тех пор, пока не добьется для них правосудия, скорбные араваипы согласились вновь построить селение и начать жизнь сначала.

Благодаря настойчивым усилиям Уитмена, таксонские убийцы наконец предстали перед судом. Защита утверждала, что граждане Таксона пришли по следу убийц-апачей прямо в селение араваипов. Оскар Хаттен, гарнизонный проводник из Камп-Гранта и свидетель обвинения, показал: «Это мое твердое мнение — ни одного набега не производилось индейцами, жившими рядом с этим гарнизоном». Ф. Л. Остин, гарнизонный торговец, Майлс Вуд, поставщик мясных продуктов, Уильям Нес, носивший почту между Камп-Грантом и Таксоном, — все сделали аналогичные заявления. Судебный процесс длился пять дней. Судейская коллегия совещалась девятнадцать минут. Решением суда таксонские убийцы были освобождены.

Что до лейтенанта Уитмена, то его непопулярная защита апачей погубила его военную карьеру. Три раза его судил военный трибунал по смехотворным обвинениям, и через несколько лет службы без повышения он вышел в отставку.

Однако резня в Камп-Гранте привлекла внимание Вашингтона к апачам. Президент Грант назвал это нападение «чистым убийством» и приказал армейскому командованию и Бюро по делам индейцев принять немедленные меры для установления мира на Юго-западе.

В июне 1871 г. генерал Джордж Крук прибыл в Таксон, чтобы занять пост начальника военного округа Аризоны. Через несколько недель Винсент Колье, специальный представитель Бюро по делам индейцев, прибыл в Камп-Грант. И тот и другой были весьма заинтересованы в организации встречи с наиболее влиятельными вождями апачей, в особенности с Кочизом.

Сначала Колье встретился с Эскиминзином, надеясь убедить того вернуться к прежнему, мирному образу жизни. Эскиминзин спустился с гор и сказал, что он с удовольствием будет говорить о мире с членом комиссии Колье. «Член комиссии, наверно, думал, что он увидит большого начальника, спокойно заметил Эскиминзин, — но он видит лишь очень бедного человека, а никакого не начальника. Если бы комиссар увидел меня три месяца назад, он увидел бы во мне начальника. Тогда у меня было много людей, но большинство из них жестоко убито. Теперь у меня мало людей; с тех пор как я покинул это место, я находился поблизости. Я знал, что у меня здесь есть друзья, но я боялся возвращаться. Я немногословен, но одно я могу сказать: мне здесь нравится. Я сказал все, что мне следовало сказать, ибо у меня мало людей, от имени которых я мог бы говорить. Если бы не эта резня, сейчас здесь было бы гораздо больше людей, но кто в силах пережить такую резню? Когда я заключал мир с лейтенантом Уитменом, мое сердце было большим и счастливым. Должно быть, люди из Таксона и Сан-Ксавье — безумцы. Они поступают так, словно у них нет ни головы, ни сердца… Должно быть, они жаждут нашей крови… Эти люди из Таксона пишут в газеты и рассказывают все по-своему. У апачей некому рассказать свою повесть».

Колье обещал рассказать о том, что произошло с апачами, Великому Отцу и тем белым людям, которые еще не слышали об этом.

«Должно быть, это бог дал тебе доброе сердце, и ты пришел повидаться с нами, или у тебя были добрые отец и мать, и они сделали тебя великодушным».

«Бог», — ответил Колье.

«Бог», — сказал Эскиминзин, но присутствовавшие белые не указали в переводе, сказал он это утвердительно или задал вопрос8.

Следующим вождем, с которым встретился Колье, в соответствии со своими планами, был Дельшай из апачей-тонто. Дельшай был коренастым, широкоплечим человеком тридцати пяти лет. В одном Ухе он носил серебряную серьгу, выражение лица его было свирепым, и обычно он двигался скорым шагом, как будто постоянно куда-то спешил. К 1868 г. Дельшай согласился поддерживать мир среди индейцев тонто и использовать Камп-Мак-Доуэл на западном берегу реки Рио-Верде в качестве своего агентства. Однако Дельшай обнаружил, что «синие мундиры» становятся с каждым днем все вероломнее. Как-то один офицер без всякой на то причины выстрелил крупной дробью в спину Дельшаю, и, кроме того, Дельшай был уверен, что гарнизонный хирург пытался отравить его. После этих происшествий Дельшай держался подальше от Камп-Мак-Доуэла.

Член комиссии Колье прибыл в Камп-Мак-Доуэл в конце сентября, имея полномочия использовать солдат для установления контактов с Дельшаем. Хотя отряды кавалерии и пехоты широко использовали белые флаги, сигнальные дымы и ночные костры, Дельшай не откликался на их сигналы, пока не проверил намерений «синих мундиров». К тому времени, как Дельшай согласился встретиться с капитаном У. Н. Неттервилем в Сан-Флауэр-Вэлли (31 октября 1871 г.), член комиссии Колье уже вернулся в Вашингтон с отчетом. Копия протокола с замечаниями Дельшая была отправлена к Колье.

«Я не хочу более скитаться в горах, — говорил Дельшай. — Я хочу заключить великий договор… Я буду верен миру, пока он будет длиться; я буду верен своему слову, пока эти камни не растают…» Однако он не хотел вести своих тонтов назад в Камп-Мак-Доуэл. Это нехорошее место (как-никак там в него стреляли и пытались отравить). Индейцы тонто предпочитали жить в долине Сан-Флауэр-Вэлли, вблизи от гор, где. можно было собирать фрукты и охотиться на крупную дичь. «Если большой начальник в Камп-Мак-Доуэле не устроит поста там, где я скажу, — настаивал Дельшай, — я ничего больше не смогу сделать, ибо бог сотворил белого человека, бог сотворил апача и у апачей не меньше прав на эту страну, чем у белых людей. Я хочу заключить договор надолго, чтобы и те и другие могли ездить по всей стране и не попадать в беду; после заключения этого договора я хотел бы получить лист бумаги, с которым мог бы ездить по стране, подобно белому человеку. Я положу здесь этот камень, чтобы все видели: когда он растает, договор будет нарушен… Если я заключаю договор, я жду, что большой начальник придет увидеть меня, когда бы я ни позвал его, и я поступлю так же, когда бы он ни послал за мной. Если договор будет заключен, а большой начальник не выполнит обещанного мне, я положу его слова в яму к забросаю их грязью. Я обещаю, что, когда договор будет заключен, белые люди и солдаты смогут выгонять всех своих лошадей и мулов и оставлять их на пастбище без всякого присмотра, и, если индейцы апачи украдут хотя бы одну лошадь или одного мула, я перережу себе горло. Я хочу заключить великий договор, и, если американцы нарушат этот договор, я не хочу, чтобы вновь начались неприятности; белый человек может пойти одной тропой, я — другой… Скажите большому начальнику в Камп-Мак-Доуэле, что я приду увидеться с ним через двенадцать дней».

Ближе всего Колье подошел к местопребыванию Кочиза, когда достиг Канада-Аламозы, агентства, основанного Бюро по делам индейцев в сорока двух милях к юго-западу от форта Крейг, штат Нью-Мексико. Там он имел беседу с двумя членами отряда Кочиза. Они рассказали ему, что индейцы чирикахуа были в Мексике, но мексиканское правительство пообещало триста долларов за скальп каждого апача, и потому отряды разведчиков стали нападать на них в горах Сонора. Апачи рассеялись и теперь возвращаются в свою старую цитадель в Аризоне. Кочиз находится где-то в горах Драгун-Маунтинс.

На поиски Кочиза был послан курьер, но, когда этот человек пересек границу территории Аризона, он неожиданно встретил генерала Крука, который отказался признать его полномочия на посещение лагеря Кочиза. Крук приказал курьеру немедленно вернуться в Нью-Мексико.

Крук хотел взять Кочиза сам, он приказал пяти ротам кавалерии прочесать горы Чирикахуа-Маунтинс и найти Кочиза живого или мертвого. Апачи дали генералу Круку имя Серый Волк. Кочиз ускользнул от Серого Волка, перейдя в Нью-Мексико. Он послал гонца к Звездному Вождю Санта-Фе, генералу Гордону Гранье, сообщив ему, что готов встретиться с ним в Канада-Аламозе, чтобы говорить о мире. Гранье прибыл в агентство на запряженной шестеркой мулов санитарной повозке с небольшим эскортом, и Кочиз уже ждал его. Предварительные переговоры были краткими. Оба были довольны, что на чем-то порешили. Генералу Гранье представлялся случай прославиться в качестве человека, которому сдался великий Кочиз. Для Кочиза это было завершением пути. Ему было почти шестьдесят лет, и он очень устал. Его достигавшие плеч волосы стали почти серебряными.

Гранье объяснил, что мир возможен лишь в том случае, если индейцы чирикахуа согласятся поселиться в какой-нибудь из резерваций. «Ни одному апачу не будет разрешено покидать резервацию без пропуска, выданного агентом, — сказал генерал, — кроме того, апачам никогда ни под каким видом не будет разрешено пересекать границу Мексики».

Кочиз отвечал ровным голосом, почти не жестикулируя: «Жаркое солнце напекло мне голову, и я был как в огне; моя кровь полыхала, но вот я пришел в эту долину, и пил здешние воды, и омыл себя в них, и они освежили меня. Теперь, когда я хладнокровен, я пришел к вам без оружия, чтобы жить с вами в мире. Я говорю прямо, я не хочу обманывать или быть обманутым. Я хочу доброго, крепкого и долгого мира. Когда бог сотворил мир, он дал одну часть белым людям, а другую — апачам. Отчего так случилось? Отчего они должны жить вместе? Теперь, когда я говорю, солнце, луна, земля, воздух, воды, птицы и звери, даже неродившиеся дети должны радоваться моим словам. Белые люди долго искали меня. Вот я! Чего они хотят? Они искали меня долго; отчего мной так дорожат? Если я стою так дорого, почему бы не отметить место, куда ступила моя нога, и не разглядывать мой плевок? Койоты рыщут в ночи, чтобы грабить и убивать; мне их не видно — я не бог. Теперь я более не вождь апачей Я более не богат; я всего лишь бедный человек. Мир не всегда был таков. Бог сотворил нас не такими, какими он сотворил вас. Мы рождаемся, подобно животным, в сухой траве, а не на постелях, подобно вам. Вот почему мы поступаем, подобно животным, — рыщем в ночи, грабим и крадем. Если бы у меня были такие вещи, как у вас, я бы не поступал так, как я поступаю, ибо в этом не было бы нужды. Есть индейцы, которые рыщут в ночи, убивая и грабя. Я не предводительствую ими. Если бы я предводительствовал ими, они бы не поступали так. Мои воины убиты в горах Сонора. Я пришел сюда, ибо бог сказал мне, чтобы я шел. Он сказал, что это хорошо — жить в мире. И вот я пришел! Я кружил по свету вместе с облаками и воздухом, когда бог вторгся в мои мысли и сказал мне, чтобы я пришел сюда и помирился со всеми. Он сказал, что этот мир принадлежит всем нам, не так ли?

В юности я обошел весь этот край, был на западе, был на востоке и не видел нигде никого, кроме апачей. Через много лет я обошел его вновь и обнаружил, что люди другой расы пришли и захватили этот край. Как это случилось? Как случилось, что апачи ждут смерти, что они влачат свои дни на грани смерти? Они скитаются по холмам и равнинам и хотят, чтобы небесный свод обрушился на них. Некогда апачи были великим народом; теперь их совсем мало, и, желая умереть, они влачат свои дни на грани смерти. Многие убиты в бою. Вы должны говорить прямо, чтобы ваши слова, подобно солнечному свету, проникали в наши сердца. Скажите мне, если дева Мария обошла всю землю, почему она никогда не входила в викиапы апачей? Отчего мы никогда не видели и не слышали ее?

У меня нет ни отца, ни матери, я один на свете. Никому нет дела до Кочиза; вот почему я не люблю жизнь и хотел бы, чтобы скалы обрушились на меня и покрыли меня. Если бы у меня были отец и мать, как у вас, я был бы с ними и они были бы со мной. Когда я бродил по свету, все искали Кочиза. Теперь он здесь — вы видите и слышите его, — довольны ли вы? Если вы довольны, так и скажите. Говорите, американцы, говорите, мексиканцы, я не хочу ничего скрывать от вас, и вы ничего не скрывайте от меня. Я не буду вам лгать, и вы не лгите мне».

Когда стали обсуждать, где будет расположена резервация индейцев чирикахуа, Гранье сказал, что правительство желает перенести агентство из Канада-Аламозы в форт Тулароза в горах Моголлонс. (Возле Канада-Аламозы поселилось триста мексиканцев, требовавших земли.)

«Я хочу жить в здешних горах, — воспротивился Кочиз. — Я не хочу идти к Туларозе. Это далеко. Мухи в тамошних горах выедают глаза лошадям. Там живут дурные духи. Я пил здешние воды, и они освежили меня; я не хочу уходить отсюда».

Генерал Гранье сказал, что сделает все, что в его силах, для того чтобы убедить правительство разрешить индейцам чирикахуа жить в Канада-Аламозе, где вода в ручьях чиста и прохладна. Кочиз пообещал, что его народ будет жить в мире с мексиканскими соседями, и сдержал свое обещание. Однако через несколько месяцев правительство приказало переместить всех апачей из Канада-Аламозы в форт Тулароза. Едва услышав об этом приказе, Кочиз ускользнул со своими воинами. Они разделились на небольшие группы, вновь спасаясь бегством в безводные и скалистые горы на юго-востоке Аризоны. На этот раз Кочиз решил остаться здесь. Пусть Серый Волк Крук, если ему нужно, идет вслед за ним; Кочиз будет сражаться с Серым Волком, если потребуется, вооружившись камнями, а там, если бог этого захочет, камни обрушатся на Кочиза и погребут его под собой.

В Пору Уборки Зерна (сентябрь 1872 г.) Кочизу стали приходить сообщения о том, что небольшая группа белых людей приближается к его убежищу. Они ехали на одной из небольших армейских повозок, предназначенных для перевозки раненых. Наблюдатели сообщили, что Таглито Рыжая Борода Том Джеффордс едет с ними. Кочиз давно не видел Таглито.

В былые дни, когда Кочиз и Мангас вступили в войну с «синими мундирами», Том Джеффордс подрядился возить почту между фортом Бауи и Таксоном. Воины апачей так часто устраивали засады на Джеффордса и его всадников, что тот едва не отказался от своего подряда. И вот однажды рыжебородый белый человек приехал один в лагерь Кочиза. Он спешился, отстегнул свой ремень с патронташем и отдал его вместе с оружием одной из женщин чирикахуа. Не выказав никакого страха, Таглито прошел туда, где сидел Кочиз, и сел рядом с ним. После подобающей случаю паузы Таглито Джеффордс сказал Кочизу, что он лично хочет заключить с Кочизом договор, с тем чтобы он мог зарабатывать на жизнь, перевозя почту. Кочиз был озадачен. Он никогда не встречал такого белого человека. Кочизу ничего не оставалось, как отдать должное отваге Таглито, разрешив ему беспрепятственно ездить по почтовому тракту. Джеффордс и его всадники больше не попадали в засады, и много раз впоследствии высокий рыжебородый человек вновь приходил в лагерь Кочиза, где они беседовали и пили местное вино.

Кочиз понимал, что, раз Таглито со своими людьми пришел в эти горы, стало быть, они ищут его. Он послал своего брата Хуана навстречу белым людям, а сам остался вместе со своей семьей в укрытии, пока не уверился в том, что все в порядке. Затем он спустился вниз вместе со своим сыном Найче. Спешившись, он обнял Джеффордса, а тот сказал по-английски человеку с белой бородой и в пыльной одежде: «Это Кочиз». Правый рукав у бородатого человека был пуст; он походил на старого воина; и Кочиз не удивился, когда Таглито назвал его генералом. Это был Оливер Отис Говард. «Добрый день, сеньор», — сказал Кочиз, и они пожали друг другу Руки.

Один за другим подъехали воины охраны Кочиза и образовали полукруг, усевшись на одеялах, для совета с этим одноруким седобородым человеком.

«Не объяснит ли генерал цель своего визита?» — спросил Кочиз на языке апачей. Таглито перевел его вопрос.

«Великий Отец президент Грант прислал меня заключить мир между вами и белыми людьми», — сказал генерал Говард.

«Никто не желает мира сильнее, чем я», — заверил его Кочиз.

«Значит, — сказал Говард, — мы сможем заключить мир».

Кочиз сказал, что индейцы чирикахуа не атаковали ни одного белого человека с тех пор, как бежали из Канада-Аламозы. «Мои лошади истощены, и их мало, — добавил он. — Я мог бы добыть больше, совершив набег на таксонскую дорогу, но я не сделал этого».

Говард предположил, что индейцы чирикахуа смогут жить лучше, если согласятся перейти в большую резервацию на Рио-Гранде.

«Я бывал там, — сказал Кочиз, — и мне понравилась эта страна. Чтобы не нарушить мира, я пойду туда и возьму с собой тех из людей, кого мне удастся уговорить, однако этот переезд расколет мое племя. Почему бы не дать мне Ущелье Апачей? Дайте мне его, и я буду охранять все тамошние дороги. Я присмотрю за тем, чтобы индейцы ни у кого не отнимали имущества».

Говард удивился. «Возможно, нам удастся это сделать», — сказал он и вновь стал перечислять преимущества жизни на Рио-Гранде.

Но Кочиз потерял всякий интерес к Рио-Гранде. «Зачем запирать меня в резервацию? — спросил он. — Мы заключим мир. Мы будем честно соблюдать его. Но дайте нам возможность свободно передвигаться, подобно всем прочим американцам. Дайте нам возможность идти, куда нам хочется».

Говард пытался объяснить, что земля индейцев чирикахуа не принадлежит им более, что все американцы заинтересованы в ней. «Чтобы сохранить мир, сказал он, — мы должны установить пограничные знаки и границы».

Кочиз не мог понять, почему нельзя с тем же успехом установить границы вокруг гор Драгун-Маунтинс, как вокруг земель на Рио-Гранде. «Как долго, генерал, вы пробудете у нас? — спросил он. — Подождете ли вы, пока мои начальники придут принять участие в беседе?»

«Я пришел из Вашингтона, чтобы встретиться с вашими людьми и заключить мир, — отвечал Говард, — и пробуду здесь столько, сколько будет необходимо».

Генерал Оливер Отис Говард, пуританин из Новой Англии, окончивший военное училище Вест-Пойнт, герой битвы под Геттисбергом, потерявший руку в битве при Файр-Окс, штат Вирджиния, в течение одиннадцати дней оставался в лагере апачей и был совершенно покорен учтивостью и прямодушной простотой Кочиза. Он был очарован женщинами и детьми чирикахуа.

«Я был вынужден отказаться от плана, выработанного в Аламозе, — писал он впоследствии, — и предоставить апачам, согласно предложению Кочиза, резервацию, которая включала в себя часть гор Чирикахуа-Маунтинс и часть прилегающей к ним на западе долины, включавшей в себя Биг-Сальфе-Спринг и ранчо Роджерса». Был решен и еще один вопрос. По закону белого человека, в новую резервацию нужно было назначить агента. Для Кочиза это не представляло трудностей: единственным белым человеком, которому верили чирикахуа, был Таглито, рыжебородый Том Джеффордс. Сначала Джеффордс возражал. У него нет опыта в таком деле и, кроме того, жалованье невелико. Кочиз настаивал до тех пор, пока Джеффордс не уступил. В конце концов, он был обязан индейцам чирикахуа своей жизнью и благосостоянием.

Менее удачливы были апачи-тонто Дельшая и араваипы Эскиминзина. Дельшай предложил большому начальнику из Камп-Мак-Доуэла заключить договор в том случае, если агентство индейцев тонто будет основано в долине Сан-Флауэр-Вэлли, но никакого ответа не получил. Дельшай воспринял это как отказ. «Бог сотворил белого человека, бог сотворил апача, — сказал он, — и у апачей не меньше прав на эту страну, чем у белых людей». Он не заключил никакого договора и не получил бумаги, с которой он мог бы передвигаться по этой стране, подобно белому человеку; потому он и его воины передвигались по этой стране, подобно апачам. Это не нравилось белым людям, и в конце 1872 г. Серый Волк послал солдат в район Тонто-Бэйзин охотиться на Дельшая и его воинов. Только к началу Поры Больших Листьев (апрель 1873 г.) в Тонто-Бэйзин пришло достаточно солдат, чтобы заманить в ловушку Дельшая и индейцев тонто. Их окружили, пули свистели рядом с их женщинами и детьми, и им пришлось поднять белый флаг.

Чернобородый солдатский вождь майор Джордж Рэндалл привел тонтов в форт Апаче, в резервацию возле Уайт-Маунтинс. В те дни Серый Волк предпочитал использовать своих солдатских вождей, а не гражданских лиц в качестве агентов резерваций. Солдатские вожди заставляли апачей носить металлические жетоны, как собак, и на этих жетонах были номера, так что теперь никто не мог ускользнуть в Тонто-Бэйзин хотя бы на несколько дней. Дельшай и остальные индейцы все больше тосковали по своим поросшим лесами и увенчанным снегом горам. В резервации всего не хватало — еды, орудий труда. Кроме того, они не ладили с индейцами койотеро, так как последние считали, что апачи вторглись в их резервацию. Но более всего тонтов удручала невозможность передвижения по стране.

Наконец в Пору Созревания (июль 1873 г.) Дельшай решил, что он больше не может выносить заключения в горах Уайт-Маунтинс, и однажды ночью бежал вместе со своими людьми. Чтобы избежать нового преследования «синих мундиров», он решил пойти в резервацию на Рио-Верде. Ответственным за эту резервацию был некий гражданский агент, и он пообещал Дельшаю, что индейцы тонто смогут жить на Рио-Верде, если не будут причинять ему неприятностей. А если они вновь убегут, их будут ловить и убивать. Вот так Дельшай и его люди стали трудиться на строительстве ранчерии на реке неподалеку от Камп-Верде.

Этим летом в агентстве возле Сан-Карлоса произошло восстание, во время которого небольшой солдатский вождь (лейтенант Джакоб Алми) был убит. Предводители тамошних апачей бежали, некоторые из них на Рио-Верде, где разбили лагерь неподалеку от ранчерии Дельшая. Узнав об этом, Серый Волк обвинил Дельшая в содействии беглецам и отправил в Камп-Верде приказ об аресте вождя индейцев тонто. Заранее предупрежденный Дельшай решил, что ему вновь следует бежать. Он не хотел потерять той последней свободы, которая у него оставалась, он не хотел, чтобы его заковали в кандалы и посадили в яму глубиной шестнадцать футов, которую солдаты вырыли в склоне каньона для заключенных индейцев. С несколькими верными сторонниками он бежал в Тонто-Бэйзин.

Он знал, что на него вскоре начнется охота. Серый Волк не успокоится, пока не выследит и не поймает Дельшая. В течение нескольких месяцев Дельшай и его люди избегали преследователей. Наконец генерал Крук решил, что не может заставлять свои войска вечно рыскать взад-вперед по Тонто-Бэйзин; только индеец из апачей сможет отыскать Дельшая. И вот генерал объявил, что заплатит вознаграждение за голову Дельшая. В июле 1874 г. два наемника-апача явились, каждый сам по себе, в штаб Крука. Каждый представил отрезанную голову, опознанную в качестве головы Дельшая. «Удовлетворившись тем, что оба верят в свою удачу, — сказал Крук, — и считая, что лишняя голова не помеха, я заплатил и тому и другому». Эти головы вместе с головами других убитых апачей были выставлены на плацах в Рио-Верде и Сан-Карлосе.

Эскиминзину и араваипам тоже нелегко далась мирная жизнь. После посещения члена комиссии Колье в 1871 г. Эскиминзин и его люди начали новую жизнь возле Камп-Гранта. Они вновь построили свои викиапы и вновь посеяли зерно. И хотя казалось, что все идет хорошо, правительство все же решило передвинуть Камп-Грант на шестьдесят миль к юго-востоку. Используя эту передислокацию как оправдание своего желания очистить долину реки Сан-Педро от индейцев, армия переместила араваипов к Сан-Карлосу, в новое агентство на реке Джиле.

Передислокация была произведена в феврале 1873 г., и араваипы начали строить новую ранчерию и засевать новые поля возле Сан-Карлоса, когда произошло восстание, в котором был убит лейтенант Алми. Ни Эскиминзин и никто из араваипов не имели никакого отношения к этому убийству, но, поскольку Эскиминзин был вождем, Серый Волк приказал арестовать и заключить его под стражу в порядке «военной предосторожности».

Эскиминзин находился в заключении до 4 января 1874 г., когда он бежал и увел своих людей из резервации. В течение четырех холодных месяцев они скитались по незнакомым горам в поисках пищи и крова. К апрелю почти все араваипы были больны и голодали. Чтобы не дать им умереть, Эскиминзин вернулся в Сан-Карлос и разыскал тамошнего агента.

«Мы не сделали ничего дурного, — сказал он. — Но мы боялись, вот почему мы бежали. Теперь мы вернулись. Если бы мы остались в горах, мы умерли бы от голода и холода. Если американские солдаты убьют нас здесь, мы ничего не потеряем. Мы больше не убежим».

Как только агент сообщил о возвращении араваипов, армейские власти приказали арестовать Эскиминзина и подчиненных ему вождей, сковать их одной цепью, чтобы они не могли бежать, и доставить как военнопленных в новое расположение Камп-Гранта.

«Что я сделал?» — спросил Эскиминзин солдатского вождя, пришедшего арестовать его.

Вождь солдат не знал, что ответить — арест был «военной предосторожностью».

В новом Камп-Гранте Эскиминзина и его младших вождей держали скованными одной цепью, пока они делали кирпичи для новых гарнизонных построек. Ночью они спали в цепях на земле, а пища, которой их кормили, была признана непригодной для солдат.

В один из дней этого лета некий молодой человек приехал увидеться с Эскиминзином и сообщил ему, что он новый агент из Сан-Карлоса. Это был Джон Клам. Он сказал, что араваипам в Сан-Карлосе необходим вождь, чтобы руководить ими. «Почему вы под стражей?» — спросил Клам.

«Я ничего не сделал, — ответил Эскиминзин. — Возможно, белые люди оговорили меня. Я всегда старался поступать как следует».

Клам сказал, что он договорится о его освобождении, если Эскиминзин пообещает ему помочь в улучшении состояния дел в Сан-Карлосе.

Через два месяца Эскиминзин вернулся к своему народу. Вновь будущее представлялось светлым, но вождь араваипов был достаточно умен, чтобы не питать слишком больших надежд. С тех пор как пришли белые люди, он никогда не был уверен, найдет ли он место, где постелить себе одеяло; будущее араваипов было весьма неопределенным.

Весной 1874 г. Кочиз тяжело заболел вследствие истощения. Том Джеффордс, агент чирикахуа, привез из форта Бауи хирурга, чтобы тот обследовал его старого друга, но хирург не смог поставить диагноз. Его предписания не помогли, и мускулистое тело великого предводителя апачей таяло на глазах.

В это время правительство решило, что удастся сэкономить деньги, объединив агентство индейцев чирикахуа с новым агентством возле Хот-Спрингса в Нью-Мексико. Когда чиновники прибыли обсудить этот вопрос с Кочизом, он сказал им, что ему нет дела до этого перемещения, ибо он будет мертв прежде, чем двинется с места. Подчиненные ему вожди и его сыновья, однако, резко протестовали, заявив, что, если агентство и будет перемещено, они туда не пойдут. Они сказали, что даже у Соединенных Штатов не достанет войск, чтобы переместить их, ибо они скорее умрут в своих горах, чем согласятся жить в Хот-Спрингсе.

После того как чиновники уехали, Кочиз настолько ослаб и так страдал от сильных болей внутри, что Джеффордс решил скакать в форт Бауи за хирургом. Когда он готовился к отъезду, Кочиз спросил: «Думаешь ли ты, что еще раз увидишь меня живым?» Джеффордс ответил с прямотой брата: «Нет, не думаю». «Мне кажется, я умру около десяти часов завтра утром. Думаешь ли ты, что мы еще раз увидимся?»

Джеффордс с минуту помолчал. «Не знаю. Что ты сам думаешь?» «Не знаю, — ответил Кочиз. — Мне это не совсем ясно, но я думаю, мы увидимся где-нибудь там, наверху».

Кочиз умер до того, как Джеффордс вернулся из форта Бауи. Через несколько дней Джеффордс объявил индейцам чирикахуа, что, по его мнению, ему пора покинуть их. Они не хотели и слышать об этом. Сыновья Кочиза, Таза и Найче, особенно настаивали на том, чтобы Джеффордс остался. Они говорили, что, если Таглито покинет их, договор и соглашение между Кочизом и правительством ничего не будут стоить. Джеффордс обещал остаться.

К весне 1875 г. большинство групп апачей было или заключено в резервации, или бежало в Мексику. В марте армейское командование перевело генерала Крука из Аризоны на реку Платт. Индейцы сиу и шайены, которые выносили тяготы жизни в резервации дольше, чем апачи, все чаще бунтовали.

Вынужденный мир воцарился среди пустынь, горных пиков и плоскогорий страны апачей. Как это ни странно, но продолжительность этого мира в основном зависела от терпеливых усилий двух белых людей, завоевавших уважение апачей, всего лишь признав в них людей, а не кровожадных дикарей. Агностик Том Джеффордс и Джон Клам, принадлежавший к голландской реформатской церкви, были, однако, настроены оптимистически, но, будучи достаточно умными людьми, они не ожидали слишком многого. Для всякого белого человека на Юго-западе, защищавшего права апачей, будущее было весьма неопределенным.